Когда физическая боль утихает, начинаешь выздоравливать, соседи тоже идут на поправку, тогда в больничной палате становится весело. Анекдоты, шутки, хохмы. Всё вокруг кажется смешным. И компаньоны предстают юмористами, будто кто их специально подбирал.

Как-то раз вместе со мной одновременно лечились: 1) бывший 2-й секретарь ЦК компартии Грузии; 2) отставной морской старший офицер; 3) средних лет мужичок с лагерной судьбой и 4) древний дед из Дагестана.
Моряк-пенсионер любил рассказывать, как во время Карибского кризиса доставлял на революционную Кубу ракеты, из-за которых и случился весь тогдашний советско-американский сыр-бор. Партийный же функционер, русский по национальности, но говоривший с сильным грузинским акцентом, ностальгировал, вспоминая, как, бывало, организовывал встречи самых высоких и дорогих гостей братской закавказской республики, какие роскошные столы ломились под его руководством, и как однажды на охоте в горах явно несознательный медведь чуть не съел и высоких гостей, и гостеприимных хозяев. В свою очередь, лихой криминальный мужичок, из которого в больнице извлекали давно и непонятно как застрявшую в нём пулю, между прочим, поведал, что последний свой срок (8 лет) отбывал за кражу нескольких тысяч долларов-денег из кассы партии «Союз правых сил» Немцова, Хакамады и Чубайса. А с виду дряхлый и немощный еле-еле передвигавшийся аксакал вдруг предложил сделать массаж и, вцепившись в меня неожиданно очень сильными руками с прямо-таки стальными пальцами, профессионально измял и искорёжил моё грешное тело настолько, что я сам потом пару дней двигался с трудом. Тогда же мы, сволочи, сочинили издевательскую частушку-гимн для мужиков-бедолаг из соседнего отделения:

С простатой мы теперь на ты!
Самцов полна палата.
Нам не до женской красоты,
Нам писать трудновато.

В общем, та ещё была компания!..

Вот и теперь, как только полегчало, сразу проклюнулось любопытство, и снова захотелось жить и хихикать.
В нашем хирургическом отделении большая текучка. По-быстрому вырезаются аппендициты, лечатся панкреатиты, другие разные колики и непроходимости в животах. Пациенты появляются, здоровеют и исчезают. Несколько дней соседнюю койку занимал узбек Абдрасул. Интересно, что ребята из Средней Азии для удобства собеседников всегда готовы подкорректировать свои имена. «Можно Расул», — объявил он при знакомстве и немедленно начал рассказывать про шашлыки, про помидоры из Ферганской долины и про сто двадцать салатов почему-то корейских. Он рассуждал о кулинарии, не переставая, с утра до вечера, в то время, как нам — слушателям, да и самому рассказчику — были противопоказаны и любая еда, и даже вода. Когда Расул выписывался, то обнаружил в своей тумбочке какие-то таблетки. «Вечером выпью», — проговорил и унёс их домой вместе с больничной пластмассовой коробочкой-таблетницей. Сестра-хозяйка очень сокрушалась по этому поводу...
Теперь на его месте расположился таджик Хуршед. Когда он назвался, кругом заулыбались, потому что послышалось — Фуршет. Видимо, подобная реакция для него уже привычна, и он сразу уточнил, что в конце не «т», а «д», первую букву почему-то уточнять не стал. Сообщил, что работает в Москве около десяти лет. В Душанбе живут родители и два брата с семьями. Раньше, говорит, у папы было много денег, всё было: и большой дом в городе; и большая дача за городом; и подвал — 18 метров в длину, 6 в ширину, заставленный ящиками с сигаретами, пивом, водкой. Коровы были, бараны. Заходил гость — резали барана, заходил второй — корову резали. Всех детей папа после окончания школы оставил дома — не пустил ни работать, ни дальше учиться. Зачем? И так всё было. Потом кончился Советский Союз, началась война. В том месте, где стояла дача, стали стрелять узбеки. Потом пришли «мусульмане» (Хуршед именно так обозначил радикалов-исламистов). «Мусульмане» отобрали все русские книжки и раздали арабские, заставляли читать и рассказывать, что там написано. Раньше-то, говорит, все мы были вместе, и каждый спокойно занимался своим делом: один, пожалуйста, молился; второй, пожалуйста, хулиганил; третий водку пил — тоже на здоровье. Папа каждый день пил. А «мусульмане» всех поделили: тех сюда, этих туда. Сейчас «мусульмане» опять ушли. Вот такой фуршет...
Ещё один сосед — коренной столичный житель, на шесть лет меня старше, пенсионер. Тоже рассмешил. Представился Борисом, и тут же оговорился, что, вообще-то, он Фаис, потому что татарин. Мы с ним вычислили, что в этой больнице нам обоим, примерно, в одно и то же время двадцать лет назад удалили аппендиксы. Всю жизнь работал шофёром. Спокойный, негромкий доброжелательный Фаис-Борис. Всем помогает и даёт советы по любому поводу. Страдает от посещений жены, изыскивает способы, как бы поскорее её проводить. Жалуется, что когда-нибудь она его закормит до смерти...
Каждое утро, очень рано в палату заходит заведующий отделением, профессор. Первый раз я аж вздрогнул, когда его увидел. Точь в точь — недавний кандидат в президенты Павел Грудинин и снова в усах. Забавно, что прямо перед его приходом к нам из реанимации завезли товарища по фамилии Бабурин. Он и внешне похож на известного однофамильца — такой же благообразный, седой, и беспомощный. Весь был опутан шлангами-катетерами, в горле — заклеенная дырка. Его переложили с каталки на кровать, и, чтобы ненароком не упал, установили бортик — загородку решетчатую такую. Видимо, вкололи успокаивающее, после чего он долго спал, а проснувшись-очнувшись, завозился, сел, попытался свесить ноги, но мешала загородка, и он снова затих. Спустя довольно продолжительное время, неожиданно и внятно произнёс:
— И сколько здесь?..
— Чего сколько?
— И сколько здесь?..
— Ну, спрашивай уже!
— И сколько здесь сидят?! — выговорил он, наконец, держась за свою решётку, как за тюремную.
Ну, невозможно было ожидать от Бабурина такого вопроса! Похохотали, конечно. Он рассказал, как пару дней назад на улице внезапно почувствовал себя очень скверно; спасибо, вовремя Скорая подобрала,откачали. Позже, когда пришла его жена, выяснилось, что мужинёк ничего не помнит, что на самом деле реанимировали его целых 23 дня, буквально вытаскивали с того света. В её рассказе фигурировало слово некроз. Через день из Андрея Николаевича — так страдальца зовут — повытаскивали все трубки, ещё через день он встал и немедленно начал заигрывать с сиделкой, которую наняла заботливая супруга...

Вот такая веселуха! Снова и снова убеждаюсь, что наша реальная жизнь — самая изощрённая фантазёрка и хохмачка, правда, слегка чокнутая.
Берегите себя, пожалуйста!