В Кишинёве умер Ваня Киструга. Месяца не дожил до 67. Сегодня похороны.
Что ж тут скажешь?! Всё-таки попробую, как знаю. Наверное, надо.



Ион Владимирович был замечательным человеком, настоящим, как у нас говорят, мужиком — сильным, упрямым, увлечённым, деятельным, ответственным и весёлым. Очень любил жену Иру, боготворил дочку Алису, во внучках души не чаял. Был верен друзьям. Недругам же, если они у него появлялись, никто не завидовал...

Он не зарекался ни от сумы, ни от тюрьмы. По причине своего отчаянного характера в юности побывал в арестантах; рассказывал, что сидел чуть ли не в той самой мемориальной камере, которую когда-то обживал знаменитый Григорий Котовский (похоже, малость присочинил для складности)...

Кинооператор, режиссёр, сценарист, фотограф. Иван не выпячивался, но всегда во всём оказывался в лидерах. Мог работать сутками без еды и сна. Натворил много чего...

Хворал он издавна. Как-то переболел желтухой, с тех пор, мне кажется, и начались у него постоянные неприятности со здоровьем. Однако не унывал и никогда (Боже упаси!) не жаловался, только огорчался, что болячки мешают жить «на полную катушку». Я по этому поводу ему эпиграмму адресовал:
Жизнь достала до печёнки,
Но я знаю — ты не зол,
Ведь с тобой твои девчонки
И мужской бессменный пол.
Он посмеивался: «Раньше я был здоровым и красивым, а теперь я просто красивый!»...

Мало кто чувствовал и понимал «шутки юмора» так хорошо, как Ванька. В своё время мы славно похохотали. Однажды в Москве его всерьёз перепутали с Фиделем Кастро, приняв за «начальника Кубы». Он подыграл. Это был восторг — все окружающие от смеха плашмя лежали в том винном магазине. С ним было весело даже тогда, когда мы в его машине сразу после войны ехали по Приднестровью, а вдоль дороги стояли щиты с надписью «Заминировано!»...

Иван много раз собирался посетить Рассказово. Он интересовался историей молокан (религиозная секта «Духовные христиане»). Говорил, что, было дело, снимал сюжет о русском молоканском селе в Молдавии и, конечно, хотел бы посмотреть на места, откуда вышли предки тех сельчан. К сожалению, с поездкой так и не сложилось, но всё же некоторых своих товарищей-земляков я с Ваней познакомил. Они сегодня горюют...

Мой друг до последнего не знал, что надежда уже умерла, а, может, и не хотел знать. Его выписали из больницы, мы разговаривали по телефону. Он объяснял, что до полного выздоровления ещё далеко, и придётся потерпеть-поскучать: «Делать нечего, вот лежу, вспоминаю всё». А через два дня ушёл... и привилегию — вспоминать — уступил тем, кто его любит. Спасибо, Ванюша, буду помнить...