Пухлый том в пятьсот страниц с материалами международной научной конференции «Асеевы и эпоха» вышел в свет уже год назад. Но в «рассказовском мире» о нём практически не говорят, о нём не пишут, его не распространяют. Выражать сожаление по этому поводу бессмысленно; у нас, видимо, иные заботы и чаяния, нежели пристальное и идеологически выверенное изучение прошлого нашего края, которое, как убедимся ниже, куда чётче позволяет высветить нынешнее состояние российского общества и, в частности, «рассказовского света» тоже.
  Несколько слов о названии труда. Хотя речь в книге ведётся о немалом числе людей, связанных и не связанных родословными нитями с Асеевыми, точнее было бы определить основную тему, как Михаил Васильевич Асеев и его дворец, где он прожил свои лучшие, самые богатые – в прямом и переносном смысле слова – годы. Вторая часть заголовка тоже, пусть звучит и громко, явно не полностью отражает суть произошедшего за полтора столетия. Перед взором читателя проходит целая череда эпох, переломных и отрицающих друг друга в принципиально важных позициях. Соответственно, и фигура М.В.Асеева, знаменитого особняка в Тамбове и, конечно, предпринимательское дело фабриканта и купца то вырастают до всероссийских масштабов, то почти исчезают даже на фоне берегов Цны, то вновь, в немалой мере искусственно, превращаются в некие символы ушедшего и опять нарождающегося, иногда, простите, в анекдотическом обличье, которое прекрасно выражено словами сладенькой песенки: «Как упоительны в России вечера...». Очень уж явственно обозначается на некоторых страницах книги аксиома: какие времена – такие и идеологемы; нет, наоборот, какие идеологии – такие и времена.
  Итак, Михаил Васильевич Асеев и Co. (Далее мы будем постоянно ссылаться на материалы конференции. Чтобы не утяжелять чтение, имена исследователей, кроме некоторых случаев, не указываем. Надеемся, они (авторы) нас простят).
  Основатель асеевской династии Агафон Фёдорович Асеев совсем немного пожил на рассказовской земле. Все крупные купечески-промышленные достижения (за исключением накопления первоначального капитала – откуда, история умалчивает и, наверное, правильно) начались с покупки его вдовой, Марфой Даниловной, и сыном, Василием Агафоновичем, Арженской суконной фабрики у вдовы полковника Веры Яковлевны Рогозы.
  Как справедливо отмечено, к тому времени простые сукна уже более сотни лет составляли предмет торговли на сельских ярмарках Тамбовской губернии. Предназначались они в основном для представителей низших классов. А «низших» всегда много, и очень, так и сукна им только подавай.
  Но и это только присказка.
  Отмена крепостного права неизбежно привела к переделу собственности. Среди недворянского сословия развернулись инициативные и везучие, как ныне выразились бы, пассионарные люди. И скромная Арженская суконная фабрика выросла при М.В.Асееве (01.11.1858 – 13.09.1933) в могучее предприятие (работало 4700 человек в три смены), а сам главный и основной владелец её, вкупе с многочисленными находящимися в его собственности землями, дворцами, заводами и фабриками, превратился в фигуру почти общероссийского уровня. В определённой мере именно благодаря этому предприятию «промышленное село Рассказово» попало в капитальную монографию молодого В.И.Ленина «Развитие капитализма в России».
Очень важная, даже определяющая, характерная черта асеевского суконного предпринимательства: во многом финансовую стабильность оно приобрело за счёт заказов для российской армии (шинельное сукно и проч.). Обратим внимание и на такой факт. В 1912 году в текстильной промышленности России доля немецкого капитала достигала 50%. К чести Асеева, нет никаких документальных подтверждений, что Арженская фабрика, как и множество других асеевских предприятий, имели в своём капитале иностранную составляющую.
Двенадцатичасовой рабочий день, особо тяжёлое положение женщин, которых было на фабрике большинство, детский труд, жестокие штрафы, суровые репрессивные меры для несогласных с режимом на предприятии, река Арженка, изукрашенная растворами красок, промывной водой, прочими отбросами – все эти, и многие другие, «прелести» российского капитализма конца XIX – начала XX веков наличествовали в полной мере. И надо прямо сказать, даже установив 8-часовой рабочий день и на порядок подняв социальные гарантии трудящимся (не соверши история в 17-м крутой поворот), М.В.Асеев не смог бы избежать того непреложного закона, что прибавочная стоимость благополучно продолжала бы втекать в его карманы и карманы его наследников.
  Таков крайне схематичный абрис «творческого» пути Асеева, без упоминания каких-либо деталей, которые частично можно найти, читая рецензируемую книгу, а также изучая то время по различным иным источникам.
  Но есть одна отличительная особенность, которая придала этому купцу и фабриканту особую притягательность спустя почти век после завершения его жизненного пути. Это выстроенные на его средства два дворца: сначала в Арженке (в содружестве с его двоюродным братом), затем в Тамбове; прежде всего, второй и последний. Асеевский особняк – одна из наиболее значительных построек губернского центра начала XX века. В нотариально заверенном договоре от 27 апреля 1904 года зафиксировано: «Жена надворного советника Жозефина Ивановна Дембовская продала врачу (скромно-то как – а не купцу и фабриканту) Михаилу Васильевичу Асееву принадлежавшее ей недвижимое имение, состоящее в городе Тамбове третьей части семьдесят девятого квартала по Комендантской улице и Цнинской Набережной, заключающееся: в каменном доме с деревянным на нём мезонином, кухне, погребе, доме для прислуги, с надворными строениями, беседкою в саду и всеми без исключения постройками: двумя дворами, садом, каменною и тесовою оградою и усадебным местом. За всё вышеозначенное проданное имение уплачено 27 тысяч рублей». Автором вновь созданного особняка, по уже утвердившемуся мнению, явился крупный и модный в то время московский архитектор Л.Н.Кекушев. Занятно, что первоначально проект идентичного здания планировался под московский ресторан «Яр».
  Как бы то ни было, деньги у врача Асеева на этот модерновый проект нашлись, и в 1905 году дворец предстал во всей красе на высоком берегу Цны в южной части Тамбова.
  Надо отметить, что и в советское время он не оставался без внимания властей. Довольно долго являлся важнейшей составной частью неврологического, затем кардиологического санатория. И даже в отчаянно трудный послевоенный год произошедший пожар его не уничтожил, были проведены масштабные архитектурно-восстановительные и реставрационные работы, что явилось беспрецедентным для провинциального Тамбова. Конечно, блестящего и «позолоты» с течением лет поубавилось, но дворец честно служил нескольким поколениям советских людей.
  Уже в наше время по поводу особняка сделалось много шума из-за неуклюжей попытки федеральных органов продать его под ресторан (может, вспомнили про «Яр» - всё возвращается на круги своя), но общественность справедливо возмутилась, посчитав прирост на эту единицу системы общепита несоразмерной с исторической и архитектурной ценностью объекта. Протесты и бурная компания в СМИ принесли успех: приватизация была отменена, нужные деньги государство и регион выделили. Министерство культуры включило свои приводные ремни и создало некий музейный комплекс, поминая при каждом удобном случае, что это особняк и парк вокруг него – асеевский; капитал видит капитал издалека.
  Вернёмся к главному герою. Детство и юность М.В.Асеева покрыто для нас мраком неизвестности. Его окружение, книги, друзья и недруги, отношения в семье и т.д., и т.д. – всё остаётся и, видимо, останется лишь домыслами и аналогиями.
Реальными фактами исследователи начинают располагать лишь тогда, когда он стал учиться с 1879 года на медицинском факультете Московского университета. Почему он выбрал профессию лекаря? И сам ли выбрал? Точно не знаем мы и такой момент. Студенты в дореволюционной России делились на своекоштных и казённокоштных. Последние содержались государством; за это они должны были отработать не менее 6 лет там, где укажет соответствующее министерство. По всем видам, своекоштный Асеев (то есть родители) заплатил за учёбу сам, посему вправе был и вовсе не работать по полученной специальности. Как учился, какие интересы у него были в период студенческой поры – тоже не знаем. Единственная «лекарская» зацепка в его трудовой биографии – это однокурсник А.И.Петэн, которого Асеев пригласил заведовать больницей при Арженской суконной фабрике; и в советское время тот продолжал трудиться на врачебной ниве Рассказова, чем заслужил доброе слово и уважение местных жителей. Но вот каких-либо письменных или иных источников о его взаимоотношениях с Михаилом Васильевичем не оставил. То ли время к этому не располагало, то ли сказать-то особо было нечего.
  Интереснейшая страница – однокурсники А.П.Чехов и М.В.Асеев. Жаль, конечно, что, как пишет один из авторов книги, член Чеховской комиссии Российской академии наук Э.Д.Орлов, «очень мало известно о студенческом быте в пору обучения Чехова и Асеева в университете. Мы даже не можем с уверенностью сказать, общались ли они, участвовали ли в студенческих сходках». Ясно только одно: декан медицинского факультета Н.В.Склифософский в 1884 году подписал свидетельства Асеева и Чехова об утверждении их в звании уездных врачей.
  По этой «безразличности» друг к другу можно судить-рядить и так: Асееву неинтересен и скучен писатель и драматург Чехов (если он вообще читал его); Чехов, в свою очередь, ничего оригинального и значительного в личности Асеева не приметил и вывел его за скобки своего художественного гения.
  А теперь коснёмся иной темы, мощно отражённой во многих материалах конференции. Но сначала, к слову, занятный факт из современной жизни: Государственный архив Тамбовской области в текущем году подготовил новую выставку документов – о чём бы вы думали? – о благотворительности в Тамбовской губернии в 1914-1917 годах. Вы ж понимаете, такие даты: первая мировая война, отречение российского императора, тысячи тамбовцев гибнут неизвестно за что, продразвёрстка, революции чередом в один год… В сентябре-октябре 1917 года, например, в Тамбовской губернии множество крестьянских выступлений.
Если раньше землевладельцев ограничивали в правах на их землю, но оставляли её в собственности, то теперь сплошь разгромы, поджоги, террор. За 2 месяца 193 выступления крестьян в губернии, из них 70 процентов носили характер захвата. Тамбов, Козлов и их уезды объявлены на военном положении. Правительство Керенского распорядилось применить меры подавления крестьян, разработанные Корниловым для прифронтовых районов. Такая реальная история неинтересна для сегодняшнего гражданина! И важнее благотворительности в прямом смысле слова тогда (а 100 лет прошло – круглейшая дата) вопроса нет. Этим ещё раз подчёркивается беспомощность наших идеологических учреждений: сказать по-серьёзному – затронуть шаткие основы нынешней власти, смолчать – не даст она же. С другой стороны, надо прямо заявить, раздувание тематики, посвящённой благотворительности и филантропии, говорит о постоянном желании, кроме всего прочего, выставить в наиболее благожелательном свете российский капитализм XXI века, а заодно подвести историческую базу, дескать, капитал и сотню лет назад был такой же предельно внимательный и отзывчивый к народным нуждам, если бы только ему не мешали кто ни попадя…
  Немало материалов из тома «Асеевы и эпоха» прямо или косвенно о том же.
  Творить благо – это несомненно производит впечатление. Если мы, налогоплательщики, безвозмездно отдаём государству часть своего дохода, чтобы оно нас охраняло, социально благоустраивало и т.д., – разве не доброе дело делаем? Если родители из последних сил собравшие указанную сумму врачу, который будет оперировать их ребёнка, - разве для дитя они не совершают благое деяние? Читатель сего смутится и скажет: тут что-то не то. А так оно и есть, что не то. Наш герой не имел яркой родословной. Как справедливо отмечено (О.П.Пенькова), «в начале XX века тамбовское дворянство находилось в условиях как экономического, так и политического кризиса. Его беспокоили вопросы ухудшения материального положения членов своего сословия, прогрессирующего уменьшения дворянского землевладения. Всё большее и большее количество представителей высшего сословия обращалось в своеобразную дворянскую общину – дворянское собрание. В связи с уменьшением количества земли колебание дворянских сборов, направляемых на нужды дворянства стало ещё более ощутимым, поэтому тамбовское дворянство положительно решило вопрос о приёме в свою среду лиц недворянского происхождения, владеющих достаточным количеством недвижимости». Последние четыре слова всё проясняют: вот зачем вековому, но оскудевшему дворянству потребовались такие нувориши как Асеев. Он и платил за дворянство, если так можно выразиться, «благотворительные» отчисления, разными способами, но всегда с выгодой для себя и, как бы сказали сейчас, своего имиджа.
  Никто не спорит, средства М.В.Асеевым на так называемые общественные нужды выделялись немалые, но и взамен он получал… кое-что.
Подобных примеров в материалах конференции разбросано немало. Вот, например, масштабный для Асеева образчик. Министр внутренних дел Н.А.Маклаков отметил «высокополезную» деятельность действительного статского советника «не только на поприще благотворительности, но и во многих отраслях земской и государственной жизни». В ответ в 1915 году император Николай II разрешил возвести Михаила Васильевича вместе с женой и детьми в потомственное дворянство. Или: при Арженской фабрике были открыты народный дом, больница для рабочих, выплачивались стипендии учащимся. Кто на месте нашего героя, с его истинно предпринимательской хваткой, поступил бы иначе? Нужны здоровые, отдохнувшие (хотя бы чуть-чуть) от рабского труда, надеющиеся, что их дети, в том числе и за счёт стипендий хозяина, выбьются из провинциальной глуши и бесконечной рабочей нужды. Примечательно, с началом Первой мировой войны асеевская фабрика не снизила выпуск продукции (шинельного и мундирного сукна). Многих мужчин призвали в армию, но в текстах конференции как-то стеснительно не упомянуты те, кто их заменил на рабочих местах; не таджики, ведь, с узбеками!
  Никто не говорит, что без больницы арженским текстильщикам жилось бы лучше, и театральные декорации, приобретённые на деньги фабриканта, несомненно доставляли зрителям эстетическое удовольствие. Но мы обязаны в этих и других проявлениях «благотворительности» различать опосредованные якобы бескорыстной тратой собственных средств косвенные экономические и политические интересы капиталиста, которые нередко требуют идти на компромиссы и, вроде бы, ненужные траты ради достижения поставленной цели – максимум прибыли при возможно минимальных затратах.
  Иногда такая «диалектика» приводила к значимым для общества результатам. Известно, что М.В.Асеев сыграл определённую положительную роль в судьбе подающего надежды музыканта В.И.Агапкина, будущего автора марша «Прощание славянки», который у многих на слуху. В качестве председателя Общества вспомоществования нуждающимся ученикам Тамбовского музыкального училища Михаил Васильевич решил выдать пособие из средств Общества Агапкину для уплаты за право учения в этом учебном заведении. Также красиво выглядит покупка для музыкального училища комплекта деревянных и медных духовых инструментов за 2000 рублей. К сведению: по тогдашним ценам эта сумма позволяла приобрести 500 ведер молока (а в ведре – 12 литров), или 83 с лишним пуда сметаны, или 13 рабочих лошадей, или 80 швейных машинок «Зингер» с ручным приводом. Вот такой филантропический асеевский замах! Хотя и тут, как сказать: председатель дирекции Тамбовского отделения Императорского русского музыкального общества князь Н.Н.Чолокаев выступил в 1911 году с предложением «ходатайствовать перед Главной дирекцией о представлении Михаила Васильевича Асеева за особые заслуги к награде», присвоить ему чин статского советника. И присвоили. Чин этот занимал промежуточное положение между чинами полковника и генерал-майора; обращаться к его обладателю надобно было: «Ваше высокородие». А начинал когда-то с титулярного советника…
  Тамбовская гимназия. Там учился сын Асеева, тоже Михаил. Отец был избран членом комитета родителей и «не отстранялся от забот гимназии» (В.Д.Орлова), выделяя тысячи рублей на её содержание. А тут подоспели ордена Св. Станислава и Св. Анны II и III степени – тоже в дело.
В Тамбовском Александринском институте благородных девиц учились все дочери фабриканта, числом шесть. Так ведь это учебное заведение было в основном платным – 150 рублей за полугодие (в 6 раз дороже учёбы мальчиков в гимназии). Здесь дополнительная благотворительность уже не требовалась.
После всего сказанного, недавно с удивлением читаем в главной областной газете об открытии в «Усадьбе Асеева» новой тематической экскурсии: о губернском предводителе дворянства, преуспевавших купцах и фабрикантах, светских дамах (!), много сделавших для развития образования и культуры в губернской столице в начале прошлого столетия. Господа-товарищи, хочется узнать, вы это серьёзно или?.. Раньше организовывались походы по местам боевой и трудовой славы, нынче – экскурсии по особнякам светской благотворительности.
Отдельная тема – деятельность М.В.Асеева в Тамбовской городской думе, чему посвящено специальное исследование О.М.Зайцевой. Как крупный домовладелец он получил право участвовать в выборах в качестве гласного и вошёл в состав водопроводной, электрической, финансовой и сметной комиссии. Правильно сделали, что его туда избрали. Деньги считать он умел, поэтому воспротивился выделить Духовному ведомству пособие городским церковно-приходским школам (сумма была меньше, чем вышеупомянутая закупка духовых инструментов музыкальному училищу), обосновывая это чисто экономическими причинами: у церкви гораздо больше капиталов, чем в городской казне (глядючи сегодня на повсеместные сияющие золотом купола, нельзя не согласиться с Михаилом Васильевичем). По-деловому помог он городу и в устройстве в Тамбове электрического освещения, установления тарифов на электроэнергию; та компания, которая безвозмездно согласилась разработать для этого технический проект, электрифицировала асеевские усадьбы в Арженке и Тамбове. Им поддержано сооружение второй очереди тамбовского самотёчного водопровода от Студёнки до Тамбова, который вскоре был реализован. А вот намерение городских властей устроить театр сокурсник Чехова раскритиковал, поскольку город «кроме убытка, от него ничего иметь не будет». И давнишний почин Г.Р.Державина, видно, ему не указ. На следующий срок Асеев переизбран не был, вероятно, слишком уж он зациклился в этой общественной деятельности на своих предпринимательских интересах. Но иного от него и ожидать не стоило.
Теперь несколько слов о варианте, так сказать, «имиджевой» благотворительности. Мы узнаем о нём в пересказе полумифической Конкордии – бывшем асеевском секретаре. Она повествует, как однажды, находясь в приёмной хозяина, наблюдала такую сценку: «Сидела, ожидая своей очереди, бедно одетая, простая женщина с красными от слёз глазами. Когда я пригласила её в кабинет, очень обрадовалась, будто боялась, что её не примут.
Каково же было моё удивление, когда минут через десять она вышла спиной к посетителям и кланялась, и кланялась до самого порога, и радостно улыбалась. Оказалось, у неё было шестеро детей, муж умер, вот она и попросила денежной помощи, и ей она была оказана». Всё замечательно (на какое-то время) сложилось для этой неизвестной. Наверняка, они больше друг с другом не встречались. Кто же второй раз подаст?! Да и Михаил Васильевич, как опытный человек, прекрасно понимал: тот, кому с барского плеча оказывается вспомоществование, чаще всего в глубине души люто ненавидит дарителя.
Несомненно, времена, когда развивалась бурная предпринимательская деятельность М.В.Асеева, настоятельно требовали тесного взаимодействия капитала с церковью. Что и было исполнено в точном соответствии со взаимными интересами. «Церковь с. Арженка очень хорошая, в порядке; хор, содержимый фабрикантом Асеевым, очень хороший», - отметил инспектирующий священнослужитель. Это, с одной стороны. А вот другая сторона интереса: «Я просил Асеева отпустить народ в субботу в 5 час. вечера, но он не соглашается, находя это для себя убыточным и по закону не обязательным» - пишет то же духовное лицо. Несколько лет спустя архиепископ Тамбовский и Шацкий Кирилл отмечает: «Общее впечатление от Арженки таково, что священник о. Николай заботится об угождении местному фабриканту Асееву более, чем о служении Господу Богу». Как говорится, до бога – далеко, а хозяин вот он, туточки, рядом.
Мы уже обращали внимание, что во время Первой мировой войны производственная деятельность Арженской фабрики ничуть не снизилась. Тому способствовали и объективные (продукция арженцев в основном предназначалась российскому воинству), и субъективные факторы (о которых документы умалчивают, но догадаться о них, в свете сегодняшних «сенсаций», чуть ли не ежедневно оглушающих нас через СМИ, нетрудно). Разумеется, Асеев не оставался в долгу: жертвовал в военные годы на церковно-приходские школы, выделил один из своих доходных домов под лазарет и многое другое.
Словом, кому война, а кому… Но тут некстати прогремели подряд, в течение одного года, две революции; и если к одной можно было вполне примениться, то вторая – большевистская – выходила за все рамки «приличия» и «благотворительности». Хочешь – не хочешь, но большая часть гнезда Асеевых потянулась в эмиграцию.
Нельзя пройти мимо следующей черты биографии М.В.Асеева: коренные повороты в его судьбе практически никак не задокументированы (по крайней мере, пока ничего подобного не опубликовано). Или время не пощадило, или сам Михаил Васильевич постарался сделать всё, чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания. Мы не знаем, повторим, почему появилась идея (и у кого) дать Мише Асееву именно врачебное образование, и как он сам к этому относился, откуда появились деньги на покупку Арженской фабрики, как так удачно «проявились» государственные заказы на её продукцию… Вот и «спокойный» (без революционных эксцессов, погони и иных триллерских «штучек») выезд за рубеж родины (кажется, первое пересечение им границы государства) тоже не в состоянии обрасти плотью зафиксированных поступков и характерных мелочей, горестных приключений и нерадостных расставаний. Но в то же время в материалах конференции встречается категорическое утверждение, что для русских офицеров, переметнувшихся служить в Южную Америку (вот куда занесло часть асеевского клана) был важен опыт «той страшной гражданской войны, которая потопила в крови и полностью уничтожила их любимую родину». Нестрашной гражданской войны, отметим, не бывает – это беспомощное нагнетание ужаса и жалкое оправдание части струсившего белого движения, причём никак в книге некомментированное. А вот что касается «полного уничтожения любимой родины», так ведь некоторые потомки М.В.Асеева добросовестно жили и служили при советской власти. Одно из доказательств тому сообщение Р.Р.Гамгия «Тамбов и Сухум в поисках С.М.Асеевой» в том же сборнике. Гораздо объективнее на этот счёт высказалась Е.Н. баронесса фон Мейендорф, тоже родственница Асеева, родившаяся и прожившая всю свою долгую жизнь за пределами СССР: «Родители, как и большинство наших русских эмигрантов, искренне верили, что немецкая армия поможет нам всем избавиться от ига коммунистов, поможет восстановить нашу Святую Русь. Это была ошибка, неправильный шаг, который я никак не буду оправдывать. Ни перед русскими, ни перед австрийцами или немцами. Ни перед теми, кто нас любит, а тем более – кто не любит». Кстати, если уж говорить о благотворительности с большой буквы, то как раз баронессу и нужно отнести к таковым деятелям, в общем-то немногочисленной когорте истинных филантропов по зову души и сердца, о чём, может, с преувеличенной экзальтированностью поведали нам авторы материалов конференции. Недаром её деятельность отметил в своё время даже министр иностранных дел России С.В.Лавров.
Возвращаясь непосредственно к М.В.Асееву, а также к двум его дочерям, Надежде и Раисе, которые в предреволюционный период и вплоть до января 1918 года учились в Московском коммерческом институте (ныне Российская экономическая академия им. Г.В.Плеханова), мы вновь сталкиваемся с откровенно, мягко выразимся, односторонним взглядом на народившуюся большевистскую республику. Да, вероятно, дочери Михаила Васильевича какое-то время потрудились сёстрами милосердия в московском госпитале Святой Валентины. Но только на основании этого даже не факта, а предположения, и довода о том, что Асеев предоставил свой доходный дом в Тамбове под инфекционный лазарет для солдат, заявлять о «великодушных порывах их благородных сердец, бескорыстных поступках – всё это было во славу Отечества», как-то не соответствует одно другому, словно привстал аж на цыпочки – но из горла комариный писк.
Для сбалансированной оценки хозяйственной и политической деятельности М.В.Асеева не надо ударять в литавры «во славу России», гораздо полезнее проследить, как асеевским наследством распорядились в советское время, и не дворцом, в первую голову, хотя, как мы уже говорили, и он не пустовал. В этом частично поможет информация, изложенная Н.Н.Кашковской «Из истории Арженской суконной фабрики (по материалам Краеведческого музея города Рассказова)». Даже в скупых строчках на нескольких страницах, наполовину к тому же занятых фотографиями, наглядно видно, что наивысшего расцвета предприятие достигло при большевиках; а как только к рулю государства возвратились последователи Асеева, фабрика покатилась вниз и, в конце концов, рухнула; жидковаты оказались те на стоящее дело. Её моршанская сестра тоже нынче дышит на ладан. Это ли не яркое доказательство «славы Отечества» ?!
Кстати, необходимо отметить, что очень и очень заметная фигура М.В.Асеева для Рассказова, кроме вышеназванного материала, никак не отмечена местными авторами – видно, таковых нет (как нет и самой Арженской фабрики). Остался лишь первый асеевский дворец, не вполне удачно отреставрированный, и почти эфемерные надежды лучших местных голов на туристические толпы, которые зачем-то будут посещать его.
В то же время среди многочисленных имён, упомянутых в книге, встречаются (помимо прямых и косвенных родственников Михаила Васильевича) не чужие для истории Рассказова и даже для страны лица. К примеру, Александр Васильевич Иванов (1899-1959) – режиссёр-мультипликатор; полстранички о нём возвращают это имя из небытия и подталкивают к новым изысканиям. А вот одна из самых наполненных информацией и именами статья Г.А.Абрамовой (жаль, опять не из Рассказова) «Полторацкие-Крюченковы-Асеевы: неизвестные страницы». Самое важное, на наш взгляд, что здесь приведены наиболее подробные на сегодня сведения о Владимире Петровиче Белостоцком (литературный псевдоним – Ветвицкий), происходящим из обширного древа Полторацких. Не будем ничего цитировать из опубликованной статьи – пусть каждый желающий да прочтёт её сам и доставит, тем самым, себе удовольствие от открытия неизвестных фактов и имён. Отметим только один момент: Белостоцкий многие годы был главным бухгалтером и главным контролёром Анисьевского № 21 винокуренного завода (ныне ОАО «Биохим»), служа у своего тестя И.К.Крюченкова, и одновременно являлся истинно художественной натурой, писал стихи, печатался в солидных российских литературных журналах. А в 1915 году издал книгу, которую так и назвал «Стихотворения». Редкостное сочетание – бухгалтер и поэт! Возможно, оттого и судьба сложилась у него и его потомков драматически. Очевидно, перед нами стихотворец не уровня Блока или Бунина, и даже не Игоря Северянина. Однако, честное слово, познакомиться с его творчеством, непростой и неординарной жизнью всё-таки интересней, чем рассматривать через лупу времени придуманные заслуги губернских светских дам, занимавшихся «изячными» делами.
Необходимо пару благодарных слов посвятить и тому, что сборник трудов конференции обильно снабжён иллюстративным материалом, в том числе цветными копиями картин Н.М.Шевченко, профессионального провинциального художника, которому М.В.Асеев (вот вполне филантропическое действо) предоставил часть своей тамбовской усадьбы для строительства дома-студии. Примечательны сделанные этим художником портреты студента Асеева (сына Михаила Васильевича – такая частичная оплата в благодарность за место для дома), Л.Лунсгергаузена, А.Н.Смирнова («мальчик в матроске»). Кстати, последний и сумел впоследствии сохранить в значительной степени для потомков живописные и графические шевченковские работы.
Как бы ни хотелось нам охватить все основные темы и сообщения, помещённые в материалах научной конференции, пора закругляться (только назовём в заключение пару весьма информативных исследований о внутреннем убранстве дома Асеева). Ещё многое и из сферы конкретики, и из сферы мнений не упомянуто. Однако, резюмируя, всё же подчеркнём, ставить равенство между «патриотическим воспитанием нескольких поколений наших сограждан» и биографическими сведениями о М.В.Асееве, его близких и дальних родственниках всё же выглядит несколько наивно и, вернёмся к этому понятию, непатриотично. Его «тихая» эмиграция – неплохой вариант при сложившихся обстоятельствах для завершения жизненного пути, но любовь к Родине через океаны и моря, горы и долины вызывает, по крайней мере, противоречивые чувства.
- А как же благотворительность Михаила Васильевича? – возопиёт несогласный читатель. – Разве не свидетельствуют доказательства, разбросанные на многих страницах сборника, что он действительно истинный филантроп и меценат?!
- Успокойся, уважаемый оппонент. Разумеется, Асеев – один из крупнейших благотворителей Тамбовской губернии начала прошлого века. Он и выходя из церкви, всегда и обязательно клал монетку в ладонь нищего и убогого, чтобы тот лишний раз помянул тех, кого уж нет, а сердечных молитв, наверняка, при жизни о себе и не слыхал…
Почитаем про Асеева?
Помянем добрым словом безвестных арженских?