Блоги
Как рождаются заводы
Любите свою сказку. Сказку своей жизни. Жизнь каждого есть сказка, только один раз рассказанная в мире.     В.В.Розанов     Vestigia semper adora . Публий Папиний Стаций       Отцы и братие: еже ся где описал или     недописал, чтите, исправливая,
   Бога для,
некляните.

1.  
Всё, что связано с периодом от зачатия до рождения, для рядового человека так или иначе окутано тайной, даже если он прочитал кучу популярной литературы и законспектировал лекции профессионалов. Да и каждому хочется представить это не просто некими физиологическими действиями и процессами, а непременно примешать сюда нечто почти чудесное, что связывает нас с силами, объяснение которым можно найти только в вере.  

Совсем другое, когда в чутких руках мастера рождается какая-либо деталь, вещь. Мы видим весь процесс, нам понятны все действия, кажется, и мы смогли бы, но… Вот сделанное мастером, вот наше восхищение, и какая-то тонкая, но абсолютно реальная грань отделяет нас от того, кто сумел из неприглядной деревяшки вырезать очаровательную игрушку, собрать из старых, местами заржавевших пружинок и шестерёнок исправно тикающие часы, накормить нас невероятно вкусным блюдом.  

А рождение предприятия? Тут тоже присутствует некое таинство или процесс строится на сугубо практической основе: спрос рождает предложение, деньги-товар-деньги, производственные отношения, теория прибавочной стоимости? Трудно дать однозначный ответ, хотя бы потому, что дело создания не так уж часто имеет своих аккуратных и дотошных хроникёров. А спустя многие и многие десятилетия все начала становятся зыбкими, неуловимыми в деталях, которые, в конечно итоге, и определяют результат рождения.  

2.  
Владимир Карпович Дмитриев прожил недолгую жизнь. В молодости получил блестящее образование, окончив юридический факультет Московского университета (там тогда преподавали и политическую экономию), знал несколько иностранных языков и, что для того времени не совсем характерно, прекрасно владел математикой, в том числе статистическим анализом. Но, повторим, жизнь в её практическом, бытовом смысле не удалась. Он заболел туберкулёзом и, как не сопротивлялся, отчаянно нуждаясь и до конца продолжая заниматься научными исследованиями, умер 45-летним в 1913 году.  

«Удивительная полуотшельническая жизнь, полная глубокого трагизма и в то же время отмеченная печатью своеобразной красоты», - так сказал о нём П.Б.Струве, известный учёный и общественный деятель того времени, который, кстати, дружил с Дмитриевым с гимназических лет.    

Остались от Дмитриева два солидных труда и полтора десятка статей.  
А спустя многие десятилетия оказалось, что в своих научных изысканиях он, как написал, например, профессор Кембриджского университета Д.М.Нути в 70-е годы уже XX-го столетия, предвосхитил и очень точно сформулировал целый ряд положений и технических приёмов, составляющих существенную часть современной экономической науки, создал оригинальный вариант теории конкуренции.  

Как свежо и честно звучат дмитриевские утверждения, что неограниченная конкуренция неизбежно тянет за собой издержки от потерь производства, избыток запасов, недогрузку мощностей, чрезмерную рекламу. И, наоборот, при монополии народного хозяйства переплата потребителем сверх необходимых издержек поступает в распоряжение монополиста, то есть государства. Условия неограниченной конкуренции отнюдь не обеспечивает согласованности в действиях производителей товаров. Более того, свободная конкуренция с точки зрения макроэкономики по определению затратна. «Невидимая рука» рынка не в состоянии создать в ней гармонию. Плохо знают историю и теорию нынешние чубайсы, люлюкаевые и прочие орешкины!  

Нас же интересует книга этой незаурядной личности под названием «Критические исследования о потреблении алкоголя в России», где мы найдём первостатейной важности факты и факторы, объясняющие подъём и расширение винокуренной промышленности в 70-е годы XIX века. Попробуем из 300-страничной монографии извлечь несколько примечательных для нашей темы моментов (курсив означает прямые цитаты).  

По высоте потребления водки в 1-й половине 80-х годов XIX века Россия занимала середину между главными государствами Западной Европы и Сев.-Амер. Соед. Штатов. Так что и тогда никакой пьяной в целом России не существовало – всё гораздо сложнее. Во всяком случае, и Германия, и Швейцария, и Франция, и некоторые другие страны были в этом вопросе покруче Российской империи. Правда, не надо забывать при этом о структуре потребляемых продуктов: одно дело – пиво или вино, другое – водка, а также об уровне жизни, в том числе и об ассортименте и качестве продуктов.  

Но даже если взять потребление только водки, считающейся исконно русским напитком, по данным 1894 года, Россия находилась, подчеркнём, лишь в конце первого десятка «цивилизованных» стран.  

В этой связи не откажем себе в удовольствии привести высказывание замечательного русского историка Н.И.Костомарова: «Простой народ пил на Руси крайне редко: ему разрешали сварить пива, браги и мёда и погулять только в праздники… Так было на протяжении многих веков, вплоть до того времени, когда Иван Грозный в середине XVI в. реализовал идею, возникшую у него во время похода на Казань: повелел построить в России кабак. Борис Годунов повсеместно начал открывать кабаки – сделал из водки важную статью дохода. И только после того, как вино стали продавать от казны, когда к слову «кабак» приложили эпитет «царёв», увеличилось и количество пьяниц».

Потребление спиртных напитков тем ниже, чем интенсивнее земледельческий характер хозяйства. И тут же точнейшее наблюдение: раз эксплуатация земли принимает характер капиталистический – размер землевладения уже не стоит в обратном отношении с высотой расходов на спиртные напитки. Напомним читателю, что цитируемое исследование проводилось в самом начале 20-го столетия, когда призрак коммунизма и его теория являлись во многом маргинальной отраслью общественного сознания. Всякий момент, способствующий процессу «раскрестьянствования» повышает % действительных потребителей алкоголя в общей массе населения района.  

Назовём вслед Дмитриеву специфические черты сугубо русской жизни. Влиянием свадеб в значительной степени объясняется явление увеличения или по крайней мере отсутствия заметного сокращения потребления водки в районах, сильно пострадавших от недорода. Свадебное угощение, стоящее 70 рублей (данные 1891 года – для сведения: цена верховой калмыцкой лошади тогда доходила до 104 рублей, а обозные стоили в 2 раза дешевле), считается убогим, гости остаются таким угощением недовольны. К этому надо прибавить, что водка выставляется согласно требованиям обычая не только во время самой свадьбы, но и в различные другие моменты, связанные с ней: «сватовство», «высватать-запить», «пропой», «сговор», «княжий обед» и пр.

А вот замечание, абсолютно приложимое и к нашему времени: без опасения можно сказать, что чем больше население затрачивает на пропой, то тем хуже его материальное положение и наоборот, то есть экономическое благосостояние населения находится в обратной зависимости от «пропойного» образа жизни.  

Выдержка, приведённая далее, характеризует положение, как бы сейчас назвали, с коррупционной составляющей алкогольных продаж; хотя описываемый период времени на полтора десятка лет отстаёт от центральной точки нашего повествования, но почитайте – так ли уж всё кардинально изменилось даже за полтораста лет! Для большей части Великороссийского района (где расположена и Тамбовщина) питейное дело после падения откупов естественным образом осталось в руках прежних лиц, обратившихся из откупщиков в «монополистов». Бороться с ними было некому, кроме таких же откупных тузов, но те сами имели свою «сферу влияния». Для человека «со стороны» бороться с уже организованным «учреждением», захватившим торговлю во всех сколько-нибудь бойких пунктах, располагавшим штатом привычных к делу торговцев и прочих служащих, наконец, успевших за время откупов завязать дружеские связи (оплачиваемые соответствующими суммами) со всеми лицами администрации, было предприятием непосильным. Известнейший в России исследователь «жизнедеятельности» кабаков И.Г.Прыжов приводит конкретные цифры. Губернатору (при откупах) уплачивались 3 000 р. + 1 200 р. (на «канцелярию») = 4 200 р., полицмейстеру – 1 200 р., секретарю полиции – 300 р., далее, частным приставам – 720 р., квартальному надзирателю – 300 р. и т.д. Правда, ныне нет таких должностей, за исключением губернатора, но чиновники никуда не делись!

На примере новейшего времени (влияние казённой продажи) мы видим, что увеличение алкогольной смертности (острых отравлений) возможно даже наряду с сокращением душевого потребления алкоголя, раз только возрастает количество высокоградусного спирта, попадающего в народное обращение. Другими словами, крепость алкогольных напитков, потребляемых населением, действует гораздо больше на медицинский негатив их «использования» по прямому назначению, нежели сокращение душевого потребления.  

Обратите внимание на следующий тезис из книги Дмитриева, наглядно отражающий степень профессионализма сегодняшних региональных властей. Мы должны признать, что при всём желании мы не можем, не насилуя фактов, привести ни одного положительного доказательства в пользу непосредственной зависимости между ценой алкоголя и спросом на него со стороны потребителей. И вообще, ограничительные правила, если оказывают влияние на динамику потребления алкоголя, то в самой скромной доле. Как на этом доказательном фоне выглядит запрет в сегодняшней Тамбовщине продажи алкоголя в некоторые праздничные дни? Гуляй, Вася! – но в будни, в рабочее время; а по красным датам читай книжки, интернет-информацию, гляди в телевизор и пей чай с пирожками.  

В дополнение к сказанному: и опыт, и теория учат нас, что спрос есть некоторая функция цены, но тот же опыт (а равно и теория) говорит нам, что функция эта, как общее правило, прерывистая и при том ограниченная известными пределами.  

На основании непосредственного сопоставления данных о движении душевого потребления спиртных напитков и о колебаниях урожаев, можно сделать вывод, что выдающиеся урожаи и выдающиеся недороды оказывают на динамику душевого потребления спиртных напитков совершенно одинаковое влияние. Процесс сокращения потребления спиртных напитков (в конце XIX столетия в России) шёл своим неизменным ходом независимо от колебаний урожаев. Тщательное рассмотрение динамики душевого потребления спиртных напитков (за тот же период) приводит нас к выводу, что общераспространённое положение о тесной зависимости между высотой душевого потребления данного года и высотой урожая того же, или – по иным версиям – предыдущего года является чистейшей petition principia .  

Ни колебания урожаев, ни последовательные повышения акцизных ставок не отразились сколько-нибудь заметным образом на движении душевого потребления спиртных напитков. Как говорится: пил, пью и буду пить.  

И рядом талантливейшая догадка. Правильность колебаний и продолжительность периода колебаний невольно заставляют остановиться на мысли, что в основе движения душевого потребления лежит повторяющаяся смена периодов депрессии и оживления, характерная для циклического хода капиталистической промышленности.

Сформулированные Марксом законы капиталистического развития с их неизменными кризисами и оживлениями, оказывается, не являются тайной за семью печатями для глубоко разбирающегося в экономике исследователя начала XX века. Поэтому вполне справедлив был следующий вопрос Дмитриева: действительно ли изменение отношения между ценой продукта и покупательными силами потребителей является единственным, или хотя бы преобладающим способом воздействия экономических моментов на потребление?  

Босяк в бюджете которого расход на водку составляет 95% всего прихода, представляет собой лишь последнюю ступень лестницы, начало которой коренится уже в деревне, тронутой процессом дифференциации (для тех, кто учился в советское время, логичней было сказать о классовом расслоении деревни); бюджетные исследования с несомненностью показывают, что расход крестьянской семьи на спиртные напитки тем выше, чем ближе стоит эта семья по своему экономическому положению к крайним типам, выделенным из крестьянской массы процессом дифференциации. Этими крайними группами являются: с одной стороны – сельский буржуа, с другой – безземельный сельский пролетарий, и в этих-то двух группах расход на спиртные напитки достигает своего максимума, понижаясь по мере приближения к группе «рядового» крестьянства.  

Как всё в жизни интересно закручено. Общинное крестьянское землевладение, кроме всего прочего, приучало, заставляло, принуждало члена общины ограничивать себя в употреблении спиртного. Но стоит в эту среду проникнуть товарно-денежным отношениям, как и крепкие спиртные напитки не остаются к данному изменению безучастными.  

Теперь взгляд на пролетариат с точки зрения потребления им алкоголя (данные перелома веков). Рабочие тратят на водку не меньше 1/3 всего своего бюджета. Расходуя в среднем на стол (за исключением чая и сахара - к этим продуктам мы ещё вернёмся), всего около 40 рублей в год, они расходуют на водку до 70 рублей.  Для рабочего вполне возможно и дальнейшее повышение расхода на алкоголь за счёт уменьшения расхода на чай и сахар, да и остальная часть бюджета рабочего (почти поглощаемая расходом на одежду) является, в отличие от основной части крестьянского бюджета (состоящего из расходов на предметы первой необходимости в прямом смысле слова), весьма эластичной и допускает ещё дальнейшее повышение расхода на алкоголь.  

Тут и про женщин сказаны очень точные слова. Освобождаясь от домашней опеки и получая возможность по личному усмотрению распоряжаться выработанными деньгами, - крестьянская женщина далеко не всегда проявляет достаточную воздержанность. Далее ещё более жёсткая оценка. Злоупотребления алкоголем, наблюдавшиеся среди крестьянских женщин, выброшенных нуждой из привычных деревенских условий на городскую мостовую или в сутолоку крупных центров найма на полевые работы, где не диво растеряться и опытному человеку, - являются отнюдь не случайными фактами, а неизбежным следствием векового рабства женщин.

Каким же образом должно отражаться вырождение населения на отношении этого населения к спиртным напиткам? Мы знаем, что вырождающиеся семьи дают обычно значительный процент алкоголиков, то есть лиц, имеющих болезненное влечение к алкоголю. Такие лица, раз дорвавшись до алкоголя, не могут (по собственной воле) оторваться от него, пока не напьются до полной потери сознания. Поэтому на первых порах повреждение нервно-психического здоровья населения (под влиянием вырождения) при том (спорадическом) способе потребления алкоголя, который господствует среди масс трудового крестьянства (изредка, но много), должно выразиться некоторым повышением общего потребления, но уже в следующем поколении, по мере того, как вырождение принимает характер наследственного зла, на первый план выступает другой момент: понижение сопротивляемости организма под влиянием наследственного алкоголизма. Вырождающаяся от водки часть нации приводит к парадоксальному снижению потребления алкоголя!  

Иная сторона того же явления, если изменится способ потребления, обратившись из спорадического (приуроченного лишь к определённым моментам и случаям жизни) в привычно-регулярное. При этом последнем способе «граница опьянения» не играет уже существенной роли. Тут цель потребления – не забыться, а дать нервам привычное возбуждение, без которого организм чувствует себя ненормально (при вышерассмотренном способе потребления о привычном возбуждении не может быть речи уже вследствие больших промежутков, обычно разделяющих моменты потребления, или, точнее, злоупотребления спиртными напитками). Между тем никто не испытывает такой потребности в постоянном искусственном возбуждении нервной системы, как именно дегенераты, неврастеники (с неустойчивым настроением) и поэтому никто легче их не втягивается в привычное потребление спиртных напитков. Иногда кажется, что такие дельные и точные оценки потребителей алкоголя в чём-то основаны на личном, не только теоретическом и статистическом, знании нашего исследователя.  
А причём тут чай и сахар, которым наш экономист-виртуоз посвятил немало страниц этого своего труда? Но вы вдумайтесь в следующие строки. Каждый момент, усиливающий приток населения из деревень в городские и фабрично-заводские центры, отражается на цифрах среднедушевого потребления чая и сахара решительным подъёмом. Если забежать на пару десятилетий вперёд, то, согласно предельно точным по тем временам расчётам Дмитриева, на динамике душевого потребления чая резко отразилось стимулирующее влияние неурожая 1891-92 годов: в течение 1880-х годов душевое потребление чая систематически падало, а с 1891-го голодного года начинается его систематический рост (и рост весьма интенсивный). Оживление промышленности во вторую половину 1890-х годов в общем отразилось и на потреблении чая значительным подъёмом.

Разные по своей «природе» продукты, но при правильно используемой аналитике позволяют глубоко заглядывать в суть общественно-экономических процессов. Насколько мы могли восстановить картину изменений душевого потребления чая и сахара за рассматриваемый период, картина эта вполне оправдывает те наши априорные соображения, из которых мы исходили выше при объяснении загадочного с первого взгляда стимулирующего влияния на потребление алкоголя и других предметов непервой необходимости, выдающихся (по своей интенсивности и экстенсивности) неурожаев, действовавших на уже расшатанную предыдущим сельскохозяйственным кризисом деревню.

Классовые подвижки, возникшие в российском обществе тогда, могут доказать и изменение пропорции сахар/чай за 1880-е и первую половину 1890-х годов. Рост потребления сахара и чая (равно как и приостановка падения душевого потребления алкоголя) в 1891-1892 годах, который никак не может быть объяснён повышением в эти годы народного благосостояния (или хотя бы приостановкой падения этого благосостояния), был следствием именно массового перехода крестьян-земледельцев в ряды индустриально-городского пролетариата.  

И, наконец, самый громкий аккорд этого исследования. Решающим моментом, определяющим у нас уровень потребления в стране алкоголя, является не «Господин Урожай», а, уж если употреблять образное выражение, - «Господин Капитал»: всякое торжество капитала, всякое распространение его власти на новые массы крестьян, вышедших по своей ли воле, или в силу необходимости из-под «власти земли», отражается на уровне душевого потребления алкоголя повышением этого уровня, как бы при этом не складывались прочие обстоятельства, - в том числе и результат урожая; наоборот, всякая остановка в поступательном движении капитализма, а тем более попятное его движение, хотя бы лишь временное, под влиянием кризиса, вызывает застой в потреблении алкоголя или даже падение среднего уровня его потребления ы стране.  

После такой чеканной формулировки обычно говорят: больше добавить нечего. Но мы возьмём на себя смелость и всё же попытаемся её дополнить. Дело в том, чем нынешняя деревня и её нерадужные, прямо скажем, перспективы существенно отличаются от тех, которые исследовал на предмет алкоголя Дмитриев. «Упоительные» - не в смысле, конечно, «вечера» из навязшей в зубах песенки -  деревенские дни и ночи ныне обусловлены в определяющей мере отсутствием позывов и просто нежеланием к потной трудовой деятельности. Весьма и весьма скромные пенсии, мелкое натуральное хозяйство, «умелые руки» по части самогонных аппаратов и различных настоек… Как хотите, но это тоже «Господин Капитал», сжирающий последние остатки крестьянского быта и бытия!    

3.  
Обратимся к свидетельству ещё одного замечательного человека, известного неизмеримо более, чем В.К.Дмитриев. И хотя его выводы основаны на наблюдениях за российской действительностью на расстоянии немногим менее двух десятков лет от того времени, когда произойдёт событие, которому, собственно, посвящены данные заметки, никаких кардинально быстрых перемен в ту эпоху не совершалось, по крайней мере, в нашем вопросе за исключением, пожалуй, замены откупов акцизами.  

Новое действующее лицо – действительное выдающееся. Зовут его Николай Семёнович Лесков. Может, не все вот так сразу навскидку вспомнят его потрясающую по искусности и тематике прозу. Но стоит прочесть хотя бы пару-тройку его произведений – «Запечатлённый ангел», «Соборяне», «Очарованный странник», «Левша», наконец, многое-многое другое – этот восхитительный талант навечно войдёт в память и сердце любого русского человека.  

Мы обратимся к самому раннему периоду его журналистской деятельности, как он сам говорил, первым пробам пера. Именно в 1860 году им написаны и тогда же напечатаны в периодических столичных изданиях статьи: «Несколько слов о местах распивочной продажи хлебного вина, водок, пива и мёда», «Вопрос об искоренении пьянства в рабочем классе» и, самая интересная и объёмная, «Очерки винокуренной промышленности (Пензенская губерния)». Пензяки, естественно, и тогда граничили с Тамбовщиной и не очень-то отличались от наших земляков по условиям жизни и менталитету, посему многие факты и аналитика, приведённые Лесковым, вполне приложимы и к винокурению Тамбовской губернии, то бишь к основной теме этих заметок.

Познакомимся с некоторыми лесковскими мнениями подробнее (курсивом вновь обозначим прямые цитаты). Главный мотив, который подчёркивается автором, звучит уже в эпиграфе к Очеркам: «Винокурение, важное само по себе, как отрасль промышленности, в России имеет ещё большую важность, если смотреть на него с точки зрения наших земледельческих интересов».

Обращаясь к винокурению великороссийских губерний, мы должны заметить, что оно пользуется особыми преимуществами, дарованными ему нашим правительством.

Винокурение предоставлено правительством только известному сословию помещиков-землевладельцев, свободно от всяких налогов и пользуется кредитом от казны. Недовольство таким порядком со стороны автора статьи понятно; тем более, он считает, что не было нужды делать винокурение привилегией одного сословия, большей частью не владеющего денежными капиталами, необходимыми для такого производства. Нет сомнения, что не встретилось бы недостатка в людях, которые, обеспечив правительство залогами, произвели бы это дело своими средствами. Мнение осталось на довольно длительное время благим пожеланием.

Но вот иная сторона того же бизнеса; развитие винокурения – не только технология производства хлебного вина (спирта и в дальнейшем водки), но и средство к размножению скотоводства, возвышению земледелия, а отсюда многостороннего улучшения народного хозяйства.

Значительное развитие винокурения в Пензенской губернии (а мы с вами однозначно изложенные ниже факторы можем отнести и к Тамбовской) вытекает из местных условий: a ) обильного хлебородия большого числа уездов – один к одному и Тамбовщина; b ) затруднений, встречаемых в сплаве хлеба из этих мест к хлебным рынкам. Действительно, как хлеб при товарном производстве перемещался по огромной стране тогда? С давних пор самым удобным и дешёвым оставался речной транспорт, позволявший относительно безопасно перевозить большое количество грузов. Объём перевозок при его этом значительно превосходил сухопутную торговлю. Низкие скорости передвижения по рекам с лихвой окупались величиной грузоперевозок, если их сравнивать с гужевым транспортом. Тем более, строительство недорогих пристаней и складских помещений можно было успешно решить на местном уровне и относительно недорого, чтобы впоследствии компенсировать затраты доходами, полученными от торговли. Большинство рек в Центрально-Чернозёмном районе были свободны ото льда до 8 месяцев в году. Недаром Моршанск с его полноводной Цной оказался крупнейшим перевалочным пунктом хлеба в Тамбовской губернии. Но сплавных рек на все уезды не напасёшься; c ) изобилия строевого и дровяного леса при относительно малом на него требовании, опять же, как и у нас; мощный Цнинский бор давал качественную сосновую древесину для строительства судов; d ) мелководия сплавных рек, не благоприятствующих хлебной торговле. Одной Цны, повторим, на всю Тамбовскую губернию явно не хватало; ни один из даже больших её притоков не использовался для серьёзного торгового судоходства.

Развивающееся в Пензенской губернии винокуренное производство, несмотря на то что в последние 10 лет оно значительно увеличилось, всё-таки не превышает 1/8 доли той цифры, которую казённая палата определяет силу здешних винокуренных заводов. Хотя преувеличение против реальной мощности спиртовых заводов в тот период не вызывает сомнения, однако ж и на имеющихся аппаратах можно было выпускать готовой продукции значительно больше.

Полезно для нашей темы описание Лесковым отдельных технологических операций винокурения, опять же вполне приложимое и к тамбовским винокуренным заводам. Государственная монополия в торговле осуществлялась следующим образом. Заподряд вина (договор между владельцами винокуренных заводов и казною или частными лицами на поставку определённого количества вина) совершается заводчиками в казённых палатах (сейчас бы сказали в областных финансовых управлениях) в определённые для каждой губернии сроки, по ценам, назначенным министром финансов, сообразно с справочными хлебными ценами тех или других губерний. И никакой частной отсебятины!

Дрова (а за счёт чего же ещё добывать технологическую энергию?) заготовляются покупкою дровяного леса на сруб в казённых лесных дачах или у частных владельцев, всегда из первых рук (как это они обходились без посредников? нынче и скрепку канцелярскую впрямую не приобретёшь). Сажень дров с вырубкою и доставкою на месте обходится заводчикам от 1 до 3 рублей серебром. На выкурку каждой тысячи вёдер полугара потребляется около 10 сажен. Поясним: сажень дров (сажень кубическая) – а длина сажени равна трём аршинам (2,13 м); полугар - эталон крепости водки в Российской империи (около 38 % спирта по объёму), наиболее надёжным считалось измерение, сделанное в серебряной отжигательнице, отсюда название «серебряного полугара»; ведро - основная единица жидкой вместимости, используемой для спирта, составляла 12,3 л.

Процесс винокурения производится приспособленными винокурами из крепостных людей заводовладельца (а крепостному праву в период опубликования статьи жить осталось всего-то годок) или лицами свободных сословий, специально занимающихся этим делом. Они обязывают дать заводчику не менее 8 ведер полугарного вина из куля муки 9-пудового веса и получают за производство винокурения от 1 до 1 1/2 копеек серебром с ведра вина, а за выкуренные свыше обязательных 8 ведер по 15 копеек серебром за каждое ведро.

В найме людей с специальными техническими познаниями у нас пока встречается много затруднений, а без основательного и опытного надзора усовершенствованные аппараты портятся, и дело останавливается. Вообще, оборудование на таких заводах не было сверхсложным, но и более-менее современное уже требовало профессионального к себе отношения, а спецов не хватало, поэтому обходились примитивным набором, с которым обращались по навыку.

Доставка заподряженного вина производилась в деревянных бочках в 40 или немного более ведер каждая. Доставка осуществлялась водным путём, а также санным (поскольку курилось вино, как правило, в зимний период).

 Деньги за вино получают обыкновенно в 3 или 4 раза из уездных казначейств, по выбору самих заводчиков при заключении с казною контрактов. Эти разы определяются условиями контракта и последующим перемещением произведённого продукта от производителя к потребителю. Пензенские (и не только, конечно, пензенские) заводчики, исключая казённых подрядов, часто заподряжаются выкурить условное количество вина комиссионерам откупщиков, имеющих право приобретать вино хозяйственным образом.

Тему откупа – а это отдельная для России «песня» - мы опустим, поскольку с 1861 года откупная система была заменена акцизом.

Далее Лесков приводит расчёты, согласно которым себестоимость ведра вина (то есть спирта) обходилась производителю в то время от 70 до 80 копеек серебром в зависимости от места доставки.

В чём же выгода от винокурения? Во-первых, оно даёт производителям значительные барыши от продажи самого продукта. Напомним, что и государство при откупной продаже вина получало от откупов около 40% (вовсе не шутка!) общего дохода. Это, как говорится, само собой. Но выгода отнюдь не ограничивалась доходом от реализации. Барда, получаемая в виде остатка после сгонки спирта из винной браги, даёт во всё время винокурения доброкачественный корм для лошадей, рогатого скота и свиней и тем самым, очевидно, способствует развитию скотоводства. Положение, правда, осложняется тем, что барда поступает частью в продажу для пригонного скота, а большая её часть, не находя потребления и портясь, выливается в реки. А дело-то по продаже барды выгодное: от каждого затираемого (то есть идущего на производство спирта) куля, смотря по качеству хлеба и способу винокурения, получается от 1 1/2 до 2-х бочек барды. И ценится она совсем неплохо 15-23 копеек серебром за сорокаведерную бочку.

Но и это ещё не всё. Хлеб, остающийся от местного потребления, не находил бы себе выгодного сбыта, и трата, необходимая для перевозки хлеба к сплавным пунктам, падая на производителя, значительно понизила бы его доход. Вывод спорный, учитывая данные, приведённые В.К.Дмитриевым.

Далее - а это уже однозначно - винокурная промышленность, принимая хлеб прямо из обрабатывающих его рук, освобождает хлебопроизводителей от соответственной уступки в цене при продаже хлеба хлебным торговцам. В результате, по подсчётам Лескова, за 10 лет сэкономлено пензенскими 7,3-9,0 миллионов рублей серебром.

Выгоды, предоставляемые винокурением рабочему классу людей, чрезвычайно важны, как потому, что винокуренное дело требует большого числа рабочих рук, так и потому, что оно занимает их во время, свободное от земледельческих работ (большей частью зимой).

Есть в этом деле и такая – инвестиционная, как бы сказали сейчас, - привлекательная составляющая. Незначительный капитал, употреблённый на устройство заводов (завод на 100 тысяч вёдер выкурки обходится от 15 до 20 тысяч рублей серебром), и немногосложный труд заводчиков вознаграждён щедро, и правительство, приобретая у них вино всегда по сходной для себя цене, достигало своих финансовых интересов.  

Полная идиллия? Да вот крестьянину такой она вовсе не казалась. Как средство к заработку, она вносит в домы крестьян известный денежный достаток, но нимало не отражается на их полевом хозяйстве, потому что район, в котором возможно зимнее продовольствие скота бардою, не простирается далее 10 вёрст вокруг завода. Денежный заработок при упадке своего хозяйства крестьяне употребляют на покупку хлеба и прочих продуктов.

Владельцы крупных винокуренных предприятий стремятся захватить побольше заподрядов в казну, однако о рациональном и многоотраслевом хозяйстве, где наряду с выкуркой эффективно действуют сельскохозяйственные (растениеводство и животноводство) отрасли, позабывают.

В заключении своих рассуждений Лесков отмечает преимущество заводов средней величины пред заводами огромных размеров, указывая на то, что на небольших заводах как-то чаще достигают больших выходов вина из данного количества хлеба с меньшим притом употреблением топлива. Но тут можно заметить умолчание того факта, что и тогда коррупция в самых разных своих проявлениях жила и процветала.

Не менее любопытны мнения автора о местах продажи алкоголя. Приведём небольшую выдержку. Ведро очищенной водки, продающееся в питейных заведениях (самый низший уровень, так сказать, общественного потребления этого зелья) по 10 рублей серебром, в трактирах продаётся по 40-60 рублей серебром… Плотник, штукатур или землекоп, получающий 15 рублей в месяц, квартиру и хозяйские харчи, может выпить в кабаке крючок очищенной водки (чарка (1/100 ведра, или 0,12299 литра) в виде крючка, висевшая на ендове (широком сосуде с отливом или носком, для разливки питей; медной посудине в виде чугуна, с рыльцем – так поясняет В.И.Даль), покупатель сам черпал напиток) за гривенник и за 12 коп. бутылку пива; а чиновник, учитель, бедный студент и всякий другой человек, числящийся в высшем слое общества, но снабжённый средствами, скуднейшими заработками землекопа, платит за четверть крючка водки 15 коп., а за бутылку пива от 25 до 40 коп., потому только, что он пьёт их в трактире.

И последнее, на чём хотелось бы остановить внимание нынешнего читателя из размышлений полуторастолетней давности. Ни мор, ни глад, ни огнь и меч двунадесяти язык не ознаменовали так своих губительных нашествий на нашу отчизну, как укоренившийся у нас страшный порок пьянства – пьянства буйного, дикого, отвратительного и иногда обессмысливающего наше чернорабочее сословие.

Чувствуете, как близки эти слова к математически точным выводам В.К.Дмитриева? Высокая цена хлебного вина в некоторой степени сама доводит народ до неумеренности, ибо известно, что человек, не имеющий возможности капитализировать свой заработок, делается равнодушным к сохранению своих добытков, а всё остающееся за удовлетворением первых своих потребностей употребляет на удовлетворение своим порочным желаниям. Велеречиво сказано, а верно!  
4.
Наше затянувшееся предисловие, или общий обзор темы при участии очень квалифицированных собеседников – называйте, как хотите, - думается, позволил читателю обрести прочные знания того факта, что 70-е годы XIX в. во многом способствовал росту винокуренной промышленности. Исследователи хозяйства Тамбовской губернии того времени чётко подтверждают это мнение.  

Земледелие, соединённое с винокуренной промышленностью, представляло образец одной из наиболее выгодных форм интенсивной сельскохозяйственной культуры, о чем мы уже успели узнать из предыдущих строк. До 70-х годов на винокурение шёл исключительно хлеб, но с этого времени, вследствие его вздорожания, спирт стали гнать и из картофеля, отчего доходность производства ещё более возросла. В 1877 году, например, главным сырьём для выкурки спирта явился именно картофель, культура которого являлась весьма рентабельной во многих отношениях. Отход винокурения, та самая барда, несомненно способствовал увеличению кормовой базы животноводства.  

Как было не прислониться к такому выгодному делу?! Поэтому винокурение с давних пор было излюбленной отраслью хозяйства крупных землевладельцев, причём, как мы это уже знаем, они встречали поддержку государства, заинтересованного в продаже водки населению и в укреплении хозяйственной мощи своей главной опоры – помещичье-купеческого класса.  

Отличительная особенность чернозёмных областей - плодородная почва и отсутствие недостатка в лугах - устраняли острую потребность в винокурении для целей сельскохозяйственных (животноводческих). Размашистость от богатства окружающего мира, в частности, породила пренебрежение настоящей предпринимательской последовательностью и всесторонностью в деле ведения хозяйства.  

Открывавшиеся в этих губерниях винокуренные заводы являлись преимущественно чисто коммерческими предприятиями с объёмом выкурки спирта от 50 до 600 тысяч ведер в 400. То есть устраивались они почти исключительно в целях извлечения от продажи спирта прибыли, причём барда большей частью вовсе не утилизировалась и, при тех больших количествах, в которых она получалась, и не могла в то время, по местным условиям, использоваться полностью. Но владельцы винокуренных предприятий этой проблемой не заморачивались, цель у них, как было уже сказано, была иная. А барда без зазрения совести спускалась в речки и овраги.

Приведём некоторые сведения по винокурению того времени согласно официальным губернским источникам.  

За 1876 год по Тамбовской губернии по значительности оборотов первенство занимали винокуренные заводы (11 255 280 руб.), или 67,6% оборотного капитала всех фабрик и заводов. Шутка ли, две трети всех продаж по губернии, которая тогда занимала гораздо большие, нежели сейчас, территории, падает на спирт (Липецк, к примеру, был всего лишь её уездным городком; в 1862 году там насчитывалось 834 двора с 11659 жителями – вполне сопоставимо с населением тогдашнего Рассказова!); это говорит не только о значимости продукта, но и о «чистоте» от крупной промышленности Украйны (как когда-то называли и тамбовские края).  

По сведениям Тамбовского губернского механика К.В.Кюзеля (с ним мы ещё встретимся) в том же году на 15 винокуренных заводах выкуривалось ежегодно спирта, по расчёту на полугар, 1 800 000 вёдер, на что употреблялось ржаной муки около 1 625 000 пудов, расходовалось дров 4 500 кубических саженей. Рабочих числилось на 15 предприятиях - 570 человек на жалованье от 5 до 8 руб. в месяц на собственном содержании. Мастеровых – 18 человек с жалованьем от 15 до 50 руб. в месяц и 3 машиниста с жалованьем от 25 до 35 руб.  

А поступило в 1876 году в казну акциза с питей 4 368 440 руб. 771/4 коп. – точность какая (на 622 581 руб. 76 коп. меньше против предыдущего года). Главной причиной упадка питейного дохода, как объясняли губернские власти, - значительное уменьшение потребления вина вследствие крайне неблагоприятного экономического положения населения и в особенности крестьян, как главных потребителей вина, от неурожая хлебов в последние два года, падежа скота, отсутствия посторонних заработков и застоя хлебной торговли по неимению запроса на хлеб из заграницы. Обстоятельства эти в связи с ограничением кредита в банках создали полное безденежье в населении и падение цен на хлеб, несмотря на его неурожай. Эти выводы, не забудем, надо принимать с поправками на анализ В.К.Дмитриева.

Для розничной продажи алкоголя тогда существовала патентная система. Вот какие результаты её функционирования всё в том же 1876 году. Уменьшение в патентном сборе (496 956 руб., менее на 17420 руб., все лишь на 3,5% - опять вспомним Дмитриева) произошло по случаю сокращения мест продажи напитков от высоких цен на патенты, что и доказывается тем, что питейных домов, на которые существует высшая цена патентов, открыто было в 1876 году против прошлого менее на 237, и, напротив, – заведений с патентами гораздо низших цен открыто было против 1875 года более на 135. Так что с точки зрения розничного потребления горячительного никакого существенного снижения не произошло, да и не могло произойти.

Особенность того времени - питейная торговля в селениях отдавалась по приговорам сельских обществ в одни руки, преимущественно содержателям оптовых винных складов, открывающих питейные заведения в сёлах на имя своих сидельцев (продавец в казённой водочной лавке). Причём общества, хотя не гласно, брали за выдачу приговора с открывающихся заведений высокую плату. Бизнес есть бизнес, и даже в сельских общинах он просовывал свои нечистые руки в их каждодневную жизнь.  

В Тамбовском уезде в том же 1876 году производительная деятельность винокурения усиливалось, этому благоприятствовало понижение цен на хлеб. Винокуренных заводов было 9 (32,1% к общему числу заводов и фабрик в уезде), сумма производительности – 1 675 630 руб. (53,8%, чувствуете разницу: треть общего количества промышленных заведений и более половины выручки), число рабочих – 405 (12,7% от всего количества рабочих, а это ещё один плюс винокурения: относительная малочисленность рабочего состава, выгода очень приличная).  

Такое положение винокуренных заводов подтверждается и 1875 годом: на винокуренные заводы губернии по оборотному капиталу приходилось 69,15% от общего промышленного капитала, Тамбовский уезд имел 16,1% всех винокуренных заводов (не забудьте, что наша губерния тогда – и Лебедянь, и Липецк, и Усмань, и Борисоглебск, и это далеко не всё, что ныне отошло к другим субъектам).

Нельзя думать, правда, что развитие капитализма и в Тамбовской губернии, в том числе винокурения, шло прямолинейно, без сучка и задоринки. Тому масса свидетельств. Приведём только одну динамическую характеристику того времени. Экономическое положение в целом Средне-Чернозёмных губерний, начиная с 1870-х годов, несмотря на рост производства, по некоторым, очень важным показателям постоянно ухудшалось (скажем, движение недоимки в % к налогооблагаемой базе по пятилетиям с 1870 по 1895 годы выражалось следующими цифрами: 10,4 - 15,9 - 28,4 - 38,5 - 125,3).

Как и всюду, шаги вперёд сопровождались остановками, неудачами, провалами, чтобы вновь и вновь упорно ловить птицу прибыли и успеха.

Из крупных объектов недвижимости в Рассказове отмечались мельница и суконная фабрика, принадлежащие В.Я.Рогозе (та самая фабрика, которая скоро попадёт в хозяйские руки Асеевых, а пока усманский (опять чужак!) купец Тихон Асеев владеет лавочкой и закончил 1875 год налоговой недоимкой, в 2 раза превышающей годовой обязательный платёж), мельница Мосоловой (обратите внимание: и в те далёкие времена как-то так получалось, что хозяевами предприятий становились в нашей местности женщины), которая тоже очень сильно задолжала по налогу, базар и ярмарка штабс-капитана А.М.Булгакова (Рассказово без масштабных торговых заведений и представить-то невозможно).  

А вот промысловых заведений насчитывалось более семи десятков, тут и кузницы, и кожевенные заводики, и маслобойни, и трактиры, лавки и прочее. Отметим особо мельницу П.Крюченкова и лесную пристань К.Крюченкова; тут мы впервые встречаем фамилию Крюченков, которая в дальнейшем окажется знаменательной в нашем повествовании.

Солидность села подтверждается, в частности, тем, что, как отмечено в официальных данных, в Рассказове в 1877 году функционировала вольная аптека.

Колебания в винокурении всегда сопровождали эту отрасль, тесно связанную с сельским хозяйством. В 1876 году случился неурожай, в следующем на земледельческие продукты, несмотря на удовлетворительный урожай озими, существовал значительный спрос, и установились высокие цены на промышленные изделия, уменьшился заграничный привоз; пришлось поджиматься и винокурам-заводчикам.  

По сравнению с предыдущим, в 1877 году в Тамбовской губернии наблюдалось значительное уменьшение производства на винокуренных заводах (на 1 951 219 руб., на 17 с лишним процентов, а это уже серьёзно), против 1875-го – на 2 553 790 руб. Такое значительное уменьшение ценности производства местных винокуренных заводов приписывалось в 1876 году неурожаю, а в 1877 - тому случайному (не такому уж случайному, думается) обстоятельству, что на земледельческие продукты, несмотря на удовлетворительный урожай, существовал немалый спрос, и установились высокие цены.

На государственном уровне тоже осуществлялись действия, нужные для наших будущих героев повествования. Министр финансов России М.Х. Рейтерн подготовил Указ императора Александра II, опубликованный 10.11.1876, о взимании с января следующего года таможенных сборов золотом, что при тогдашнем курсе означало повышение пошлин на треть. Таким образом, российская промышленность ограждалась от излишнего завоза, поэтому она, как тогда писали, невероятно оживилась. Вот вам и «случайность»!  

Однако, торговля хлебом и мукою всё же не была так выгодна, как перегон хлеба в спирт и торговля уже спиртом. Кроме ценности самого продукта, большое значение имело его транспортное преимущество, как более лёгкого груза. Эти причины и дали возможность сильно развиться винокурению. Так оказалось, что крупнейшие тамбовские помещики почти все стали винопромышденниками.

5.
А как вообще «осваивала» Россия винокурение? Обратимся к солидным монографиям М.Я. Волкова «Очерки истории промыслов России. Вторая половина XVII – первая половина XVIII в. Винокуренное производство» (М., «Наука», 1979, 336 с.) и Ю.А.Мизиса «Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII – первой половине XVIII вв.» (Тамбов, ООО «Издательство Юлис», 2006, 816 с.) для того, чтобы нам стало яснее, откуда всё это начиналось для российской и, в частности, тамбовской действительности.  

Большая часть земель, которая впоследствии отойдёт в границы Тамбовщины, оставалась на протяжении долгого времени практически безлюдной, незаселённой русскими людьми. Лишь в районе бассейна Цны имелось постоянное коренное население, но знакома ли была мордва-мокши с крепкими алкогольными напитками, нам неведомо. Российское производство вина из хлеба (того самого спирта и той самой водки) появилось примерно на рубеже XV-XVI веков. До начала XVIII века на Юге Русского государства хлеб не играл ведущую роль в торговых оборотах. Но и тогда его остатки поступали в переработку на хлебное вино, продававшееся через казённые торговые предприятия. Производили и продавали алкогольные напитки держатели корчмы (то есть питейного дома, постоялого двора, где торгуют алкоголем; это был, кроме прочего, своего рода сельский клуб. Здесь можно было распивать спиртные напитки и покупать их на вынос).

Однако надо прямо сказать, что отношение тогдашнего русского общества к пьянству было несколько иным, нежели в более поздние времена. Вот как описал это польский путешественник XVI века, шляхтич, литовский офицер, гусар Великого княжества Литовского, писатель-мемуарист, автор опубликованного дневника, участник многомесячной осады Смоленска, находившийся продолжительное время московском Кремле, где сражался с ополчением Ляпунова и Трубецкого, то есть повидавший собственными глазами российскую действительность, С.И.Маскевич: «Москвитяне соблюдают великую трезвость, которой требуют строго и от вельмож, и от народа. Пьянство запрещено; негде купить ни вина, ни пива; иные пытались скрывать бочонки с вином, искусно заделывая их в печах, но и там виновных находили. Пьяного тотчас отводят в «бражную тюрьму», нарочно для них устроенную; и только через несколько недель освобождают от неё по чьему-либо ходатайству. Замеченному в пьянстве вторично снова сажают в тюрьму надолго, потом водят по улицам и нещадно секут кнутом, пока пьянство ему не омерзеет».

К середине XVI века распространились новые точки для продажи хмельных напитков – кабаки, где доходы от продажи шли царской казне (или феодалу). Только-только, к примеру, начать строиться город Козлов (с 11 октября 1635 года), как уже через три года местный воевода С.Биркин организовывал местную службу по контролю за кабаками, поскольку это местное заведение было желанным предметом «оброка» у многих откупщиков. В городе располагался большой гарнизон, шёл значительный еженедельный торг, через уезд проходили многие транзитные торговые пути – всё это являлось побуждающими факторами для алкогольной продукции.  

При кабаках велено было организовывать специальные заведения, где готовили вино, пиво и мёд; назывались они поварнями (с ударением на второй слог). С течением времени вино, как наиболее прибыльный и расхожий продукт, брало верх над другими напитками, и поварни стали называться винокуренными. Затем они вовсе обособились и выделились в самостоятельные хозяйствующие субъекты. Винокурни были придатками кабаков, а после 1652 года – кружечных дворов, поскольку обеспечивали местный спрос на вино, выявлявшийся с их помощью.

Контроль за сбором кабацких налогов осуществлялся государством довольно строго. В случае изготовлении для себя пива или браги их владелец представлял питьё в кабак откупщику, которым давалось разрешение на личное употребление спиртного на день или два, в случае свадьбы – на целых три. Помещики должны были надзирать за своими крестьянами, чтобы они вина никому не продавали под угрозой отобрания «на государя» помещичьих владений и ссылки крестьян в Сибирь. В свою очередь, если местная власть обнаруживала корчемное питьё «безъявочно» на продажу, приходили приставы, питьё изымали и отдавали в кабак для продажи, а кубы, котлы и винные трубы для изготовления алкоголя оценивались и продавались местным людям, которым позволялось «винные суды» держать. Воеводам поручено было «надсматривать почасту» над кабацкими служителями, чтобы те кабацкую прибыль собирали «с великим радением всячески неоплошно».  

Все эти и другие меры контроля были отнюдь не беспочвенны. Ведь ещё во второй половине XVII века количество серебряных русских денег с кабацких сборов в 1.5-2 раза превышало суммы, получаемые с таможен (внутренних и внешних), то есть доходов с различного вида торгов. Для Воронежа, например, таможенный сбор составлял 25% от общей суммы сборов, а от питий – ¾ от всех налогов. И так продолжалось, с определёнными коррективами, связанными с расширением рынка товаров и услуг, и в дальнейшем. Солидные доходы, собираемые с торговли вином и другими товарами, позволяли, в частности, содержать часть воинских гарнизонов на Юге России, а также церкви, монастыри и чиновников.

Кабацкая реформа 1652 года под идейным руководством патриарха Никона (!) ужесточила казённую торговлю алкоголем ради ограничения пьянства. Реформа установила новый порядок торговли вином. В городах и крупных дворцовых сёлах предписано было иметь по одному кружечному двору (взамен кабака), откуда и продавалось вино на вынос – вёдрами, кружками и укрупнёнными чарками (размером в три стандартные чарки, то есть 1/100 ведра, или 0,12299 литра, по-простому, три чарки – около пол-литра), торговать можно было без права распития спиртного на месте. Основными потребителями с казённых заведений являлись, повторим, служилые люди, получавшие жалованье. Как только численность местных гарнизонов по каким-либо причинам сокращалась, доход от продажи вина заметно уменьшался. Наряду с казёнными заведениями при кружечных дворах власть сохранила и винокурни «винных» подрядчиков. Запрещалась продажа вина в Великий пост, на руки одному человеку отпускали не более чарки вина, запрещалась выдача спиртного в кредит и лицам духовного звания (!). В сёлах продажа вина осуществлялась в «кружалах» - кабаках со стойкой.

Вино оценивалось по настоящей закупной и продажной цене. Закупная (или отпускная) - это сумма, уплаченная за приобретённое у подрядчиков вино, куда входили расходы по его изготовлению, с учётом затрат на зерно, а также стоимость емкостной аппаратуры, труб и т.п.  Кстати, одним из самых распространённых видов изделий из железа в XVI-XVII веках во многих торговых центрах Чернозёмного края были котлы. Чаще всего продавались винные и бражные котлы как непременные «основные фонды» при производстве крепкого алкоголя. Ведь даже в домашних условиях изготовление питей для собственного потребления или для поставок в государственный кабак требовались специально оборудованные ёмкости.  

Продажная цена вина была куда выше, чем закупочная; здесь-то и таился «государев» доход, который достигал 60 и более процентов от продажной цены. Если же, например, считать по сохранившимся данным Тамбовского уезда за 1710 год, то прибыль от продажи вина колебалась в зависимости от способа продажи от 185 до 200%. Ну, как тут не поживиться в том числе и местным чиновникам при помощи манипулирования ценами! А стоило вино в то время в кружечных дворах Тамбовского уезда вот сколько: простое вино в кружки и чарки – 25 алт. 2 д. за одно ведро, простое вино в вёдра и полувёдра – 22 алт., двойное вино в чарки и кружки - 1 руб. 17 алт. 2 д., двойное вино в вёдрах – 40 алт.

Без алкоголя, прежде всего крепкого, жизнь российского человека была бы неполной, хотя мы уже знаем, что величина душевого потребления в России по сравнению с «просвещёнными» странами не была уж столь значительной, как представлялось и представляется многим. Торгово-промышленные организмы, включающие кабаки и промысловые заведения, распространились повсеместно. И уже тогда шла жестокая борьба за эффективность сбора питейной прибыли между казёнными и частновладельческими кабаками, с одной стороны, и корчемством, с другой. Последнее занятие определялось теперь тем, что продажу напитков и сбор прибыли осуществлялся людьми, официально не обладавшим данным правом. Понятно, что справиться с подобного рода «самогонщиками» и тогда не было никакой возможности.  

Хищения и укрывательство на почве сбора местных налогов представляло для российского государства серьёзную угрозу. Так, в первой половине XVIII века воронежский купеческий человек Я.И.Горденин вёл многолетнюю, упорную борьбу с организованной преступной группой, как бы сейчас назвали, присвоившей на таможенных, кружечных и мелочных сборах десятки тысяч рублей. Пожалуй, его приключения могли бы лечь в основу увлекательного телесериала. Но нам интересно, что в эту «ОПГ» входил М.Тулинов, фамилия в Рассказове далеко не последняя. Тогда же, переяславль-залесский купец и винный подрядчик Ф.Н.Демидов обвинял Тулинова в преднамеренном увеличении мерного медного винного ведра. Подобные факты хорошо просвещают насчёт происхождения первоначального капитала будущих фабрикантов и весьма уважаемых людей.

Другая сторона медали. Те, кто взимал с купцов и прочего народа обязательные платежи грозно предупреждались, что «отнюдь озорничества и грабежа и невежества не чинить и лишнего ничего, кроме означенных утаённых от пошлин и не указанных розничной продажи товаров отнюдь не брать». Но вот посадский человек И.Р.Малин (не забыли рассказовский микрорайон Мальщина?) жаловался на коменданта г. Тамбова И.И.Писарева и дьяка И.Чашникова на вымогательство ими взятки на сотни рублей, когда он в Тамбове и уезде находился «у соляной продажи головою»; местные власти держали его под караулом в приказной избе и «морили голодной смертью», пока тот не расплатился.  

Сохранив за феодалами, а также служилыми людьми - однодворцами и «черкасами» (то есть украинцами) - право на «домовое» винокурение, государство мирилось с потерей части доходов от торговли вином, так как большинство этих категорий населения потребляло вино в основном собственного производства. Счёт на «домашние» винокурни в России доходил до 7 и более тысяч. При этом главным занятием однодворцев и «черкас» оставалось земледелие, а также скотоводство и бортничество. Но около шести месяцев в году, когда в достатке была холодная вода (она охлаждалась льдом или снегом), необходимая для конденсации винных паров, то есть с октября по март-апрель, винокурение у этого народа получалось с выгодой. Использование наёмных винокуров и винников (это те же винокуры у «черкас») обусловлено было тем, что не у всех владельцев имелись обученные специалисты. Тем не менее, даже такие весьма скромные предприятия чем дальше, тем больше выходили на рынок.

Торговали не только в своём, так сказать, округе. а и далее, хоть бы на Дон, который в то время был и «заграницей», и «нет». Потребности казачества в хлебном вине, очевидно, были значительными, оно занимало важнейшее место, наряду с зерном, в ассортименте любого торговца, отправлявшегося на Дон. Торговым людям разрешалось продавать там вино только из государственных кабаков при наличии соответствующих таможенных процедур. К крупным поставщикам относились партии этого товара в 300-350 вёдер. Если у кого обнаруживалось неучтённое вино и «они везут вино не явя», алкоголь изымался и передавался на кружечный двор для перепродажи.  

И сами дончане, то есть казаки, выезд в Россию сопровождали, в частности, торговыми надобностями. В 1687 году с богомолья и посещения родственников донской казак Т.Фёдоров купил 20 ведер вина (конечно, не только и не столько для личного потребления), 16 пудов мёда (Тамбовщина и в ту пору славилась бортничеством), 20 пар сапог и 6 пар женских башмаков. А тамбовский стольник воевода А.Ю.Лутохин взял с него 4 рубля «неведомо за что», да ещё отослал в таможенную избу для уплаты пошлины, где местные «спецы» обнаружили у казака сверх записанных товаров две пары башмаков и содрали дополнительно 20 рублей.

У многих дворян тоже процветало «домовое» винокурение. Поскольку тут речь велась не только о нуждах непосредственно семьи хозяина, но и о его многочисленных дворовых людей, живших и в других его вотчинах, некоторые их винокуренные мощности были гораздо солиднее. Но в общем и здесь превалировали мелкие и мельчайшие предприятия.  

Результат введения монополии казны на продажу вина – ускоренное развитие его товарного производства. Причём, как государство ни пыталось ограничить прибыль винокуров, но меньше 10% её сделать не удавалось, а благодаря всякого рода ухищрениям, цифра эта на самом деле оказывалась куда выше.

Главная роль в обеспечении казны вином играли казённые винокурни и предприятия, не связанные с местными кружечными дворами - младшими братьями кабаков. Стоимость производства в винокурении определялась прежде всего (на 75-85%) ценой хлеба. И ещё одна важная особенность винокурения: в процессе переработки сырья определяющую роль играют биологический и химический процессы, и обеспечение нормальных условий для их протекания требовало существенно меньших затрат, чем, например, механическая обработка того же сырья, а в результате – меньшего числа работников.

Тут-то в списке казённых винокурен, упомянутыми в источниках второй половины XVII – первой половины XVIII века, названы и города Козлов и Тамбов. В сезон винокурения 1670/71 в Тамбове произведено 263 ведра вина за 145,5 руб., а в Козлове поболе – 648 вёдер на 291,6 руб. Есть и кое-какие сведения о численности казённых винокурен 50-70-х годов XVII веков и оплате их труда: в Тамбове заплачено 4 работникам 8,4 руб., в Козлове пятерым – 34,6 руб. Естественно, винокур здесь выступал как главный специалист и получал соответственно; в Козлове в 1670/71 ему выплачивалось по 15 алт.  («алтын» — народно-обиходное название монеты достоинством «три копейки») 2 д. («денга» - 1/200 рубля) с «вари», а рядовому работнику – по 8 алт.  

Подобными предприятиями выпускалось более половины вина, требуемого казне. В среднем одна винокурня за сезон производила 1,5 тысяч вёдер готового продукта. Но их жёсткая сцепка с кружечными дворами в конце концов привела казённые винокурни к застою, а когда подросло подрядное винокурение и увеличился завоз украинского вина, - вовсе к упадку. К тому же, в то время стоимость ведра вина казённых заводов была обычно выше, чем на купеческих. Рабочая сила обходилась казне дороже, чем тратили на это купцы-винопромышленники; дополнительный штат служителей тоже был не дёшев. Стоимость вина заметно увеличивалась из-за небрежного его хранения, издержек на транспортировку и утраты части алкоголя в пути. Общепризнанная тогда норма расхода на «усышку и утечку» при хранении вина в течение года считалась 5%, на самом деле фактическая величина превосходила норматив в 1,5 и более раза. Однако пить народ не перестал, поэтому в целом винокурение развивалось стабильно.

В конце 50 – начале 60-х годов XVII века царь Алексей Михайлович тоже решил «побаловаться» в этой отрасли. На дворцовых землях по его инициативе построили пять винокуренных завода, один из них – Верхоценский в Тамбовском уезде. Продукция заводов отправлялась в Москву, как для царского двора, так и на продажу. Помер Алексей Михайлович, и заводы были ликвидированы.

И вообще инициатива перешла в руки купеческого винокурения. Строили они свои предприятия в сельской местности хлебопроизводящих районов около мельниц. Естественно, купцы обратились к винокурению как к источнику получения прибыли. Неудивительно, что при этом себестоимость в казённых винокурнях оказалась выше, нежели закупка вина у подрядчиков. А существенным было то, что цена на сырьё в городе, где размещались казённые предприятия, по сравнению с уездами, населённых купеческими винокуренными заводами, оказывалась значительно выше. Наверное, и недобросовестная конкуренция, по современному выражению, тоже сыграла свою роль. Следствием было укрупнение размеров производства вина на купеческих заводах, более полное, чем в казённом винокурении, использование мощностей.  

Степень разделения труда позволяет говорить о винокуренных купеческих заводах середины XVIII века как о мануфактурах с явным преобладанием на них наёмных работников. В 1722 году приказчик завода Д.А.Томилина в своей информации отмечал: «Да при тех же… заводех для работы бывают работные люди Тамбовского уезду из ближних сёл и деревень разных чинов люди погодно и понедельно».  

Пётр I прекрасно осознавал, что государство должно пристально следить за сбором податей и пошлин, и в этой связи обращалось внимание на сборщиков кабацких пошлин, запрете потребления вина в личных целях, продажи своего вина через кабаки и т.п. Уже в конце своей жизни он неоднократно пытался улучшить систему кабацких сборов, в частности, привлекая для их исполнения солдат, унтер-офицеров, а там, где их не было, купеческих и посадских людей. В начале XVIII века создалась также группа помещичьих винокуренных предприятий. Здесь мы тоже найдём «тамбовчанина», а заодно любимчика Петра I и героя Полтавской битвы, А.Д.Меншикова с заводом в Тамбовском уезде, в селе Царёвке. Он успешно поставлял вино на регулярной основе по подрядным договорам.

Как бы то ни было, в 1719-1725 годах в Тамбовской провинции Воронежской губернии функционировало более дюжины винокуренных предприятий, включавших предприятия близ Тамбова, да плюс ещё в Козлове, да под селом Морша. Характерно, что только два из них принадлежали тамбовскому купцу И.Мыльникову: в Тамбовском уезде, близ села Кутки, на реке Вягиле, и в Ценском лесу, на реке Парле. Остальные хозяева-винокуры – из Рязани, Москвы, Петербурга, даже Скопина. Что тут скажешь, «Украйна» (то есть окраина российская) осваивается в основном чужаками. Добиваясь откупа питейных сборов для сбыта продукции своих заводов, винопромышленники-купцы желали при этом по вполне понятным причинам получать их в том уезде, где курилось их вино. Сборы, в том числе кабацкие, в Тамбове и его уезде в 1722 году содержал рязанский купец Б.М.Немчинов, тут же исправно дымили и оба его завода.

Вообще часть помещиков резонно считала весьма удобным средством включения своего хозяйства в рыночные отношения и увеличения собственных доходов как раз за счёт винокурения. Товарная часть продукции помещичьих заводов почти всегда превосходила по своим размерам нетоварную. Причём для «продажных» целей использовались даже крохотные предприятия того самого «домового» винокурения. К примеру полковник князь Г.С.Мещерский в каждой из своих пяти вотчин пяти уездов, в том числе Шацком, Козловском – тоже Тамбовщина - имел по одному заведению; но суммарная мощность всех пяти уже становилась значительной и позволяла хозяину выходить с вином на рынок.  

Все помещики-виноторговцы Тамбовского уезда при опросе в 1750 году «сидели» вино на продажу из собственного хлеба, произведённого в их вотчинах, и лишь иногда, из-за неурожаев, обращались за сырьём к рынку. Солидная часть крупнейших по мощности помещичьих предприятий возникла в вотчинах сановников, расположенных в окраинных и хлебородных уездах России; среди подобных - завод А.Л.Нарышкина в Шацком уезде.  

Как и на казённых, купеческих и дворцовых предприятиях, в их производственных структурах естественным образом входили, как обслуживающий, но необходимый персонал, управители заводов (приказчики), работники, отвечавшие за учётно-отчётную документацию, а также сопровождавшие вино до пунктов сбыта. А ещё, на заводах, расположенных в отдалении от вотчин, несли службу агенты для заготовки хлеба и других припасов. По социальному положению все работники помещичьих предприятий подразделялись на крепостных и наёмных работников. К примеру, на заводе дьяка Василия Нестерова (Тамбовская губерния) были учтены семь наёмных работников: «приказной человек», трое на мельнице, остальные – посадские люди г. Темникова – в поварне и солодовне. Кроме того, на «заводе работают крестьяне ево (Нестерова) Темниковского уезду деревни Кондровки поочерёдно, подённо и понедельно, сколько человек понадобитца, с переменою». Другими словами, такие винокуренные заводы стали органической частью барщинного хозяйства с товарным оттенком.

Дворцовые, то есть принадлежащие царской фамилии, винокуренные заводы также имели свою хорошую долю в производстве. Неурожай во второй половине 1730-х годов, случившийся в юго-западных уездах, потребовал от Главной дворцовой канцелярии организации новых винокуренных заводов в разных частях страны. Этому способствовало накопление больших недоимок за предыдущий период, в том числе непоступление средств от откупщиков.

Генерал-директор дворцовых волостей Г.Г.Розен так выразился в своём проекте развития этого вида винокурения: «В Тамбовских дворцовых волостях… природной хлеб от долговремянного… в житницах лежания, а немолоченой – в скирдах стояния, гниёт и от птиц и от мышей тратитца напрасно… Чтоб впредь тому хлебу такой напрасной траты не было, а вместо той траты было… приращение, а не убыток, надлежит в тех волостех… построить вновь, а в других местах, где такого же хлеба имеется доволное число, возобновить старые винокуренные заводы». Тут была прямая экономическая выгода (царь или царица – те же помещики, только самые крупные). В доказательство ещё цитата из Розена: вино «отдавано будет на питейные дворы за готовые по подрядным ценам деньги, по которым ценам у того вина будет прибылнее и выше, нежели как тот хлеб продавать в тех волостях или возить водяным и сухим путём на продажу на наёмных судах и подводах». Тем более дворцовое производство имело серьёзные привилегии в сбыте: его вино принималось вне всякой очереди и хорошо оплачивалось.

Как один из результатов проекта, в 1742 году пущен завод близ села Морши Тамбовского уезда (Моршанский завод), а в 1745 году – недалеко от Тамбова. На Тамбовском заводе трудились в 1745 году винокуры, затрубщики, браговары, солодовники, мельники, конные работники, бондари, кирпичники, кузнецы, жеганы, извозчики, подсобные работники – словом, полный штатный набор. В 40-х годах поварня Моршанского завода была оснащена 17 казанами (это котёл из металла, имеющий покатое дно – главное оборудование, по которому считалось мощность винокуренных предприятий), Тамбовский – 30, и оба они относились к крупным по мощности заводам. На том же Моршанском получали за год более 2,5 тысяч ведер вина, на Тамбовском – ещё больше.

Хотя дворцовая власть стремилась обеспечивать предприятия собственным сырьём, доля покупного хлеба была значительной. Изготовление напитков на нужды двора обходилось дороже, чем для продажи, ибо на продажу (на товарную продукцию) готовили только простое вино, а для своих – также двойное вино, водку, вишнёвые и другие наливки. Как раз Тамбовский завод отличался тем, что большая часть его продукции предназначалось на продажу, причём питейные дворы обязаны были принимать всё вино с дворцовых заводов и оплатить его по подрядной цене.

На Тамбовском, как и на других предприятиях, не было чёткого соотношения между квалифицированными и подсобными работниками, поскольку в дворцовом винокурении широко использовался принудительный труд крепостных.

Правительственные органы постоянно стремились привести торговые операции к законодательным ограничениям. Так, специальный Указ 1731 года отдавал откупа (когда государство за определённую плату передавало право сбора налога частным лицам) купеческим людям. Кабацкие откупа на сумму до 3 000 рублей и до 4 лет включительно являлись привилегией губернаторов, на большую сумму право на откуп выдавала Камер-коллегия - центральное государственное учреждение в Российской империи для заведования казёнными сборами, подрядами и откупами и некоторыми отраслями государственного хозяйства (земледелием, скотоводством и др.). Чуть позже был введены для контроля губернских, провинциальных и городских кабацких налогов регулярные (сначала понедельные, потом помесячные) отчётные ведомости.

В царствование Анны Иоанновны (1730-1740 гг.) особое внимание уделялось опять же винокурению, как одному из важнейших источников поступления денег в казну. Дворянство при ней получило ряд серьёзных привилегий по производству и поставке вина на государственные торговые предприятия, однако в периоды военных конфликтов вводились ограничения и запреты на производство вина.

В 40-е – начале 50-х годов XVIII века при императрице Елизавете Петровне активно продолжался разрабатываться вопрос нормативного регулирования торговли вином. Огромные размеры страны, народные традиции, круговая порука городских и сельских миров приводило к многочисленным случаям незаконного винокурения и продаже неучтённого вина.

В конце 1749 года лично императрицей был подписан указ по борьбе с корчемством. Во всех городах России запрещалось изготовление и продажа своего вина, минуя казённые питейные дворы. Исключение сделали только для жителей Украины. Запрет курить вино касался всех сословий и лиц духовного звания (теперь только курить вино им нельзя, а пить – можно), кроме дворян. Нарушители наказывались конфискацией емкостей для производства вина и ссылкой в Оренбург. Государственная служба борьбы с корчемством обеспечивалась военной силой в лице офицеров и солдат местных гарнизонов.

Крупнейшим из откупщиков того времени, имевшим собственные винокуренные заводы, являлся купец Переяславля-Залесского Ф.Угримов. В январе 1753 года он и винозаводчик И.Уткин получили на откуп кабацкие сборы сразу в семи уездах Воронежской губернии, в частности в Тамбовском и Козловском уездах. Это позволило наладить сбыт Кутлевского винокуренного завода, тоже расположенного в Тамбовском уезде.

Ещё с конца 30-х годов XVIII века постоянно слышался ропот недовольства помещиков по поводу сбыта вина с предложениями запретить купцам заниматься винокурением. Дворяне, понимая высокую доходность винокурения, требовали снятия для себя каких-либо ограничений на внутреннюю торговлю и предпринимательскую деятельность.

В конце концов в 1755 году Сенат принял соответствующее решение о ликвидации в европейской России, за небольшим исключением, купеческих винокуренных заводов и казённого винокурения. Теперь эта отрасль оказалась монопольно в руках дворянства.

Но это не значит, что количество предприятий как-либо уменьшилось. Скажем, в 1785 году в Тамбовской губернии насчитывалось 34 только крупных, по тем временам, винокуренных завода.

И такой любопытный факт первой половины уже XIX века. В течение семимесячного путешествия по России в 1837 году будущего императора, а тогда 19-летнего цесаревича Александра II, в каждой из тридцати губерний, которые он посетил, устраивалась специальная выставка. Вот из такого Каталога выставки произведений Тамбовской губернии от 3 июля 1837 года и следует (цитируем): «Винокуренные заводы числом 21, выкуривают до 2 000 000 ведр хлебного вина, большая часть коего расходится в губернии и водою в С.Петербург, хлеба на них употребляется до 300 000 четвертей и более 30 000 саж. дров, главнейшие из них Муханова, Челищева, Князя Гагарина, Чичерина, Хвощенских и прочих, все паровыя и некоторыя с ректификаторами».

Как видим, с одной стороны, винокурение вполне процветало в нашей губернии на протяжении многих десятилетий, с другой, как-то так случилось, что Рассказово оказалось в стороне от столь прибыльного дела.  
6.  

Тут, прежде всего, не обойтись, как это ни удивительно, без важного, хотя бы мимолётного, упоминания о внешнеполитические события 1877-1878 годов.

Дело в том, что к концу 1877 года стало ясно: последняя война в 19-м столетии между двумя странами - русско-турецкая 1877-1878 годов – успешно завершается в пользу России, в том числе благодаря военной реформе Александра II. Кстати, именно тогда и благодаря Российской империи Болгария, Румыния, Сербия обрели реальную государственность; многие современные политики этих стран что-то подзабыли про этот факт. И хотя европейская элита - Германия, Англия, Австро-Венгрия, Франция, Италия – в середине следующего года постаралась выгоды России урезать, и немало в этом преуспела, однако окончание военных действий неминуемо привело и к серьёзному росту промышленного производства в нашем отечестве.

О том же говорит, например, русский экономист, статистик и географ В.П.Безобразов в своём труде «Народное хозяйство России», отмечавший, что в 1877 году (в особенности в конце года после падения Плевны 10 декабря) начинается новый период оживления промышленности, достигающего своего апогея к половине 1879 года.

Не должно было быть, чтобы столь заметное событие, совпавшее, к тому же, с общим винокуренным бумом в стране, обошлось без рассказовских. Оно и не обошлось.  

Но, как это сплошь и рядом происходит в Рассказове, без пришлых людей справиться с задуманным предприятием было никак нельзя. Сведений фактографических, может, хотелось бы иметь побольше, но и то, что приведено в солидном томе «Асеевы и эпоха», других изданиях, недавних и с многолетней историей, в сохранившихся архивных документах – во всяком случае не сфантазированных, – позволяет кое-что интересное рассказать про то самое время и про тот самый винокуренный завод.  

Род купцов Крюченковых прослеживается с XVIII-го века. Торговали разным, в том числе зерном, сукном, даже, по некоторым данным, имели сеть аптекарских магазинов.

Основателем династии считается купец первой гильдии, потомственный почётный гражданин Константин Памфилович Крюченков (1820? – 07.05.1885), уроженец села Красивка Кирсановского уезда.

Надо отметить, что купцы первой гильдии – основной формы организации людей, занятых торговлей, - обладали весьма серьёзными привилегиями: имели право торговать внутри и вне государства оптом и в розницу любым товаром без ограничения сумм, приобретать фабрики и заводы, морские и речные суда, носить мундир (!), им были доступны занятия банковским и страховым делом, имели право заключать частные контракты на любую сумму. Дети их принимались на гражданскую службу. Первогильдейные купцы могли претендовать — «за особые заслуги» — на ордена, ходатайствовать о получении почётного гражданства. Звание члена купеческого сословия, не являющееся ни наследственным, ни пожизненным, утрачивалось при потере имущественного ценза, потому что принадлежность к купеческому сословию определялась именно величиной объявленного капитала.  

Как видим, Константин Памфилович являлся знатной особой, по крайней мере, на местном уровне. Как заполучил своё богатство, наверное, досконально знает только сам Крюченков, нам же остаётся лишь гадать: может, и вправду торговля зерном столь прибыльное дело?

Женат он был на дочери церковного старосты Анисье Карповне Аксёновой.

В 1840-х годах К.П.Крюченков появился в Рассказове, торгуя на Петровской ярмарке, имея тогда же в окрестностях Инжавино мельницы и земельные угодья. Через некоторое время он окончательно перебирается в Рассказово вместе со всей семьёй, приобретает остановившуюся суконную фабрику у Е.А.Мосоловой, открывает там мельницу. В ведомостях промысловых заведений по Тамбовскому уезду на 1875 и 1876 годы К.П.Крюченков значился, кроме того, как владелец лесной пристани с нормальным годовым доходом 200 руб. (налоговый оклад на 1875 год – 11 руб., на 1876 год – 11 руб. 48 коп.).

Как небедный купец и верующий, К.П.Крюченков неоднократно делает крупные пожертвования на Дмитриевский храм, а в 1865 году становится его старостой. Через три года его избирают председателем церковно-приходского попечительства. Дмитриевская церковь (в честь святителя Димитрия митрополита Ростовского Чудотворца – престол 21 сентября, или 4 октября по новому стилю) уже давно не могла вместить всех желающих, и К.П.Крюченков получает разрешение на строительство главного приходского храма.

На средства этой купеческой семьи в 1869 году и был заложен фундамент Иоаннобогословской церкви в Рассказове, которая окончательно была сооружена в 1884 году. Строили всем миром, но больше всего средств – 90 000 рублей – употребил на строительство именно К.П.Крюченков.

При храме существовал замечательный хор певчих, руководимый регентом, приглашённым из консерватории. В хоре пел и сам К.П.Крюченков. Рядом с церковью устроена фамильная часовня-усыпальница Крюченковых (1886-1892 гг.). Этот комплекс зданий и посейчас является одной из главных достопримечательностей Рассказова, особенно когда храм позолотили, отреставрировали снаружи, благоустроили прилегающую территорию.

Сын Константина Памфиловича – Иван Константинович (ок. 1851-1917) тоже являлся не последней фигурой в губернии. Потомственный почётный гражданин, крупный землевладелец и предприниматель, он в разные годы являлся членом Губернского по фабричным и горно-заводским делам присутствия (проходило по ведомству Министерства финансов), членом Тамбовской городской управы, членом биржевого комитета, председателем Общества взаимного кредита, почётным членом губернского Попечительства детских приютов, директором Мариинского детского приюта, попечителем ряда приютов и учебных заведений, членом комитета тамбовской хлебной биржи, Председателем Варваринского церковного братства, старостой Варваринской церкви г. Тамбова.

И.К.Крюченков, продолжая отцовскую традицию вложения крупных средств в возведение храма Иоанна Богослова, осуществил постройку Свято-Владимирской церковно-приходской школы. После октября 1917 года в ней разместилась светская школа; некоторые, кто учился в этой начальной школе № 8, помнят её добрую и строгую атмосферу, замечательных учителей – Елизавету Гавриловну Соловьёву, Юлию Ивановну Сулье, Евгению Ивановну Жукову и других; потом, когда у страны стало больше сил и изменилась система начального и среднего образования, здание школы перепрофилировали в музей, а с 23 октября 1994 года – согласно вновь вернувшимся прежним порядкам, в похорошевшем и подросшем на этаж помещении опять функционирует приходская школа.

Нельзя не отметить близкую родственную связь Крюченковых с самыми известными рассказовскими лицами конца XIX – начала XX века фабрикантами Асеевыми.

Василий Тихонович Асеев - один из двух, наряду с Михаилом Васильевичем Асеевым, компаньонов по «Торговому дому братьев Асеевых» - был женат на Анастасии Крюченковой, которая получила в приданое 1300 десятин земли и леса. В свою очередь Александр Васильевич Асеев, из того же рода, женился на дочери Николая Константиновича Крюченкова (ок. 1841-1898), потомственного почётного гражданина Тамбова, директора городского общественного банка, старейшего гласного городской думы, попечителя 1-го городского народного училища, - Лидии Николаевне. В общем, получается, что двоюродные братья Александр Васильевич и Василий Тихонович Асеевы были женаты на двоюродных сёстрах Лидии и Анастасии Крюченковых.

Что ж, такая «смычка» двух торгово-промышленных кланов, может быть, дала бы с течением XX века ещё более густые всходы, если бы не 17-й год. Но сейчас к Асеевым и их фабрике (отметим, практически полностью разрушенной современными «промышленниками», «менеджерами» и «политиками») наблюдается очень внимательное и даже подобострастное отношение. Ещё чуть-чуть и, думается, будет анонсирован очередной том серии «Жизнь замечательных людей» - асеевский. Как иначе? Непрозрачное, выражаясь осторожно, происхождение первоначального капитала, «удачная» и высокопроизводительная работа с государственными заказами (шинельное сукно, к примеру), жёсткое, а нередко жестокое обращение с тружениками предприятия, выражающееся и не только в скудной оплате их труда, стремление к созданию роскошных особняков, участие в представительных органах власти, забота о церкви, как об одном из основных инструментов правильного устроения и успокоения по мере необходимости народной жизни, бесконечные благотворительные деяния на основе отколупывания от притекающих миллионов своевольных вспомоществований – вам это ничто не напоминает из сегодняшних сводок СМИ? Не хватает, разве, футбольных клубов и океанских яхт.

Мы несколько отвлеклись. Но прежде чем вернёмся к нашей главной теме, не можем не обратить внимание на довольно занятный факт из истории и современности рассказовского предпринимательства. Вообще среди владельцев торговых заведений не так уж редко упоминаются женщины. Все они были вдовами и занимались торговлей после смерти своих мужей. По русским традициям самостоятельное занятие женщин торговлей и промыслом не поощрялось. Однако жизнь и тогда ставила перед слабой половиной человечества задачу сохранения семейного достатка после смерти кормильца, что и заставляло их заниматься не только детьми и домашним хозяйством.

Ныне женщина у руля предприятия уже совсем не редкость, но самое интересное, что и успех её на производственном поприще совсем не исключение, а скорее правило, по крайней мере, для Рассказова это непреложный факт.

А теперь вот, полюбуйтесь на копию сохранившегося документа (Государственный архив Тамбовской области, ф. 46, оп. 1, д. 669, л. 1) с приклеенными гербовыми марками и соответствующей регистрацией:


Его Сиятельство Начальник Тамбовской губернии 24 августа 1877 года получил прошение по доверенности купеческой жены Анисьи Карповны Крюченковой кирсановского купеческого сына Ивана Константиновича Крюченкова следующего содержания (лишние запятые и некоторые заглавные буквы для простоты чтения опускаем):

«Представляя при сем план по постройке винокуренного завода доверительницы моей на арендуемой земле господина Мосолова, имею честь просить Ваше Сиятельство отдать зависящее распоряжение об утверждении сего плана. Прошение сие вверяю подать и план по утверждению получить Губернскому механику Кюзелю. 1877 года августа 22-го дня. Купеческий сын Иван Константинович Крюченков. Жительство имею в селе Рассказове Тамбовского уезда в имении».

Никаких сколько-нибудь заметных проволочек – купеческие сыны знают, как двигать дело без лишних помех, – и уже через пять дней, 27 августа, полученное Губернским механиком-технологом Константином Васильевичем Кюзелем прошение вынесено на Техническое совещательное присутствие Строительного отделения Тамбовского губернского Правления.

Читаем (ГАТО, ф. 46, оп. 1, д. 669, л. 2–2об.):

«1877 года августа 27 дня. По доверенности кирсановской купеческой жены Анисьи Карповны Крюченковой, купеческий сын Иван Константинович Крюченков, при прошении на имя Его Сиятельства г. Губернатора, полученном 24 сего августа, представляя план на постройку винокуренного завода доверительницы его на арендуемой земле Мосолова, просит Его Сиятельство сделать зависящее распоряжение об утверждении сего плана. План по утверждении доверил получить Губернскому механику Кюзель.

Техническое совещательное присутствие Строительного отделения Тамбовского губернского Правления, по рассмотрении плана на постройку кирсановскою купеческою женою Крюченковою винокуренного завода, нашло его составленным правильно, а потому полагает план этот утвердить установленным порядком и по утверждении выдать Губернскому механику г. Кюзель. Об утверждении плана сообщить Тамбовскому уездному исправнику. Дело же по сему предмету завершить и сдать в архив.

Губернский инженер
Младший архитектор
Старший делопроизводитель
Утверждённый проект получил Губернский механик К.Кюзель».

И сделана пометка о том, что в тот же день письмом под номером 1015 соответствующее извещение отправлено Тамбовскому уездному исправнику.
Итак, 8 сентября 1877 года по «новому» стилю – григорианскому календарю – в Успенский пост на Успение Пресвятой Богородицы, в день почитания пророка Михея (если в этот день тихий ветер, осень будет ясной; если Михей с бурей - к непогожему сентябрю; наблюдали за журавлями: уже улетают в тёплые края, то к середине октября мороз будет, если нет - то зима позже придёт) произошёл акт рождения.                




7.

И дело стронулось, зашипело, заскрипело, вспыхнули и загорелись ровным огнём поленья, шестерёнки сначала нехотя, а потом всё резвее и резвее закрутились, напряглись, заржали кони и потащили гружёные возы, насосы заухали, загудели котлы, потекла по трубам хмельная жидкость, запенились деревянные бражные чаны, работный народ засуетился, привыкая к сменному порядку, защёлкали счёты под пальцами проворных бухгалтеров, винокур тщательно бдел за процессом ректификации и крепостью конечного продукта, всё завертелось, забулькало, заиграло, задышало…

И вот уже, около полутороста лет, звавшийся когда-то по имени купеческой жены, Анисьевский, винокуренный завод поныне живёт и здравствует.
Теги: #заводы #алкоголь #ВинокуренныйЗавод #товар

Ваши комментарии

Добавить комментарий
Городские истории
28 Декабря 2018, 15:20 Аппарат
21 Декабря 2018, 10:40 XV. Люди из Почёма
17 Октября 2018, 11:56 Жалоба
19 Сентября 2018, 15:52 Как рождаются заводы
25 Апреля 2018, 11:52 Сорок процентов роста
24 Января 2018, 15:07 70 лет как один год
25 Декабря 2017, 13:59 70 лет как один год
2 Августа 2017, 14:16 XIV. Базар, или Рынок.
29 Мая 2017, 13:58 Пока нет Маркса