Блоги
XV. Люди из Почёма
Леночка.
Элегия.
  Ещё совсем подростком, она была очень живой, словно бы кружащейся в бесконечном танце, загорелые коленки так и мелькали в замысловатых па, а её русская, на первый взгляд неброская красота охватывала постепенно, но навсегда. Как привлекательно было глядеть на неё со стороны, особенно когда она тоже чувствовала чужой заинтересованный взгляд, и от этого становилась краше и нарядней даже в обычных девчоночьих платьицах и поношенных босоножках. Она была очаровательна. И местный её воздыхатель определил для себя, что вряд ли когда-нибудь ещё удастся столкнуться по жизни с подобной неодолимо желанной, лёгкой, захватывающей, бесконечно милой.
  Не надо было провожать Леночку долгим взглядом, как записных красавиц с немыслимо длинными ногами и заботливым осознанием своего непростого явления в эту уж слишком разнообразную жизнь, где хотелось многого и ничего не прощалось. Нет, кратко взглянув вслед ей, прищуривались, как от солнечного блика - как бы от этой вспышки спрятаться и как бы эту вспышку сохранить, - глаз не всегда выдерживал, а потом становилось даже как-то боязно: с чего бы такое? ведь в ней совсем незаметна шикарность будущей светской львицы или кукольный абрис порхающей златовласки. Всё вроде по-простому, по-русски, но до чего влекущее. И она знала про то, хотя, спроси Леночку напрямую, вряд ли могла как-либо внятно обрисовать свои ощущения и окружающие наслаждения от её лицезрения; просто знала, и всё.
  И что уж совсем не по-женски: практически никогда не пользовалась силой своей молодой плоти. Лишь иногда лукаво заглядывала в очи очередного потрясённого собеседника, и, как правило, тому долго помнилось её мимолётное жаркое очарование.
  Не может быть, чтобы эта прекрасная и мягкая сила возникла сама по себе. Скорее всего, нечто заложено было ещё её мамой, крепкой хлопотуньей, умеющей всё организовать и организоваться. Несмотря на медицинское образование, предпринимательская жилка жила в ней всегда, но передряги судьбы не дали развернуться ей в полную силу. Тем более дочки (а у Леночки была ещё младшая сестра), старенькая одинокая мама в недалёком селе требовали повседневной заботы и участия.
  И отец, редко унывающий, оставил след в её характере. От него она заимела некое непостоянство, в любви тоже. В конце концов, родитель завёл другую семью, ушёл туда окончательно, к некрасивой и молодой. Путь его прервался неожиданно и для него в чём-то даже победно: объясняться с кем-либо и стареть не случилось; нырнул в жаркий полдень, и холодная вода его упокоила. Горевали живущие, а он был всё также улыбчив и безответен.
  Сестра, хоть и помладше, оказалась натурой гораздо целеустремлённей и одновременно не менее привлекательной внешне. Сложности судьбы вынесли её на столичный простор. И даже ранняя смерть мужа не уклонила от поступательного движения карьеры. А дочка её, чудесное создание с басовито-нежным голосом, которую нужно было не только воспитывать, но и по-человечески, по-женски дружить с ней, оказалась той удивительно крепкой опорой, что не позволяла опустить руки и надолго раскисать.
  Леночкин первый муж – здоровенный парень – первое время никак не мог от неё оторваться. Но она знала свою натуру; родив пухлую дочку, поняла: надо что-то менять. Муж тоже понял и завёл любовницу, вскоре начав жить на две семьи. Медсестринское дело не давало Леночке развернуться; главное для Почёма – это значит торговать, чем – второе дело. Медсестра и торговка какое-то время уравновешивали друг друга; в конце концов, второе перетянуло относительной свободой и глухими надеждами на крупный куш, который временами начинал маячить у горизонта.
  Пока была жива мама (а её тоже затянула нескончаемая формула «деньги-товар-деньги»), у них обеих кое-что получалось. Регулярные поездки в столицу и окрестности, нескончаемая череда покупателей и присматривающихся, пот, обтекающий летом изнывающее тело, морозное дрожание чресл в холода неумолимо требовали некоей отдушины. Самое простое и доступное для Леночки – что-нибудь алкогольное, предпочтительно пенящееся.
  Вот тут на каком-то полустанке, в желании слегка забыться, прислониться к чему-то живому и подвернулся Петя. Откуда вынырнул и объявился в её жизни этот хохол без документов то ли потерянных, то ли отданных в залог, сейчас уже ни она, ни он не вспомнят. Ему было хорошо под её опекой, в тёплом изгибе предплечья и тела, да и ей надо было к кому-то приклонить голову.
  Уколы и дежурства, капельницы и пятиминутки в стационаре оказались окончательно заброшенными. Зато поездки за товаром стали всё продолжительней. Подружки и друзья - тоже оттуда же. У Пети прекрасная профессия – автомеханик, к тому же умел профессионально красить авто. Некоторое время пытался устроиться на постоянную работу, но ветреный характер и отсутствие документов (а восстановление их требует немалых усилий и денег – ни того, ни другого у него отродясь не бывало) свели едва начинавшиеся попытки на нет. Зато вместе посидеть за бутылочкой…
  Леночка решила прекратить регулярные поездки за сотни километров, обосновалась в прежней почёмской квартире, доставшейся от мамы. Петя и тут больше бездельничал и бродяжничал, нежели пытался трудиться. Она же выезжала на день-два куда-нибудь недалеко всё с той же торговлей.
Неожиданно родился Максим. Труднее стало вдвойне. Старшая дочь от прежнего мужа выросла, работала парикмахером, зажила своей жизнью, вышла замуж.
  Леночкин местный воздыхатель, заматерев, всё так же посвящал ей стихи, время от времени оплачивал копящиеся у неё коммунальные долги. Как-то она даже сжалилась над ним: оба остались при своих.
  Петин характер портился вместе с Леночкиной внешностью. Она то выгоняла его, то, жалея и прощая, возвращала. Он же стал мелочиться: у Леночкиного воздыхателя, с которым был в приятельских отношениях, периодически перехватывал по 15 рэ на автобус (а куда ехать-то?), тут же искренне объяснял, что просто ему приспичило выпить.
  Предпринимательская деятельность, отягощённая обязательными бумагами и отчётами в электронном виде, Леночке никогда не были по душе, а потом и вовсе стали не под силу. Двинулась по течению: нанялась на трикотажную фабричку, где строчила трикотажные трусы для разных возрастов.
  Долги всё туже стягивали петлю на её кармане. Она перестала отвечать на звонки с мобильника – там тоже совсем нередко и аккуратно напоминали о невозвращённом в срок. Ей стало жутковато глядеть на себя в зеркало. А когда выходила из обшарпанной ванны быстро топала босыми, некогда сильными, гладкими ногами, чтобы ненароком не разглядеть почти чужое тело в кривовато посаженной на стену отражательной поверхности.
  Удивительно легко растущие не по дням, а буквально по часам долги всё же заставили её продать трёхкомнатную квартиру. Перебралась в «двушку» с уныло скрипящими половицами. Денег полученной при этом доплаты хватило сделать косметический ремонт в новом жилье, отметить переезд, кое-что приобрести сыночку и замереть на шатком стуле в ожидании дальнейшего.
  Но вот дальнейшее всё никак не случалось, однако било упорно, больно и без надежды.
  Леночка устроилась на очередную швейную фабричку. Мешки под глазами покраснели, пальцы, когда-то ловко управлявшие массажными пассажами, стали побаливать. Хотелось, чтобы клещи ситуации хотя бы на время отпустили, - шила и жила не оглядываясь.
  Местный воздыхатель не забывал при случае про её коммуналку. Сначала Леночка присылала ему смс-ки с подбадривающим словом «о’кей», потом ничего не присылала и не отзывалась. А когда случайно дорожки их пересекались, старательно отворачивалась. Иногда её прорывало, она сама звонила и соглашалась, если он приносил горячительное; полстакана за полстаканом.
  Пётр периодически объявлялся, обнимал сына, вытаскивал пару сотен на пропой; горевали вместе, колотил не долго, но здорово, правда, следы спервоначалу были незаметны.
  Миша уже пошёл в школу. Надо было учить уроки. Холодно в груди – как же десять лет продержаться? В квартире половицы ныли всё натужнее. Единственное «лекарство» - помогало, но становилось всё дороже, потому что денег ни на что не хватало. И как-то машинально перешла на стаканчик-другой от продающих. Покупать не хотелось, да и не всегда было на что, но мужик с опущенными усами, в носках и галошах, давал в долг, который гасился временами, когда становилось совсем невмоготу, не снимая галош.
  Дальше поползли месяцы, как в туманной измороси, проясняясь странноватыми картинами только от выпитого. Иногда ей хотелось вновь стать медсестрой, свободной от мужей, склок и драк; даже дети не вызывали острого щемящего чувства невозвратности, опрятности и уюта. Прислонясь к нечистому оконному стеклу на кухне, замирала, глядя на мимо идущих прохожих с высоты второго этажа, как будто уже немного отлетела от людей, друзей, родных, по воробьиному перепархивая с ветки на ветку; долго так не продолжалось, натягивала нехитрую одежонку, спешила на фабричку.
  Недавно, зачем-то роясь в давно забытых бумагах, хранящихся в изношенной сумке, наткнулась на посвящённое ей стихотворение, удивилась по-девичьи, откровенно и победно:
    Е.
    В смятенье тел и в вольных ласках сильных рук,
    В минутах беспощадных странных обещаний,
    В замке повёрнутом, в горчащей в тон герани,
    В часах оторопелых бесполезных мук,
    В устах полуоткрытых, длящих яд и смех,
    В охрипшем до молчанья телефонном звоне,
    В тревожном сквознячке, притихшем на балконе,
    В ложбине шёлковой, влекущей властно в грех,
    В укромном часе, выкраденном у беды,
    В соседях, сникших от нескромности победы,
    В витой тропинке, перепутавшей приметы,
    Во вздохе, хоть ни в чём он нас не убедил,
    В вороньем грае, средь иззябнувших ветвей,
    В заботливой бессмыслице установлений,
    В скаженном окрике невинных вроде мнений,
    В извечном расставании у врат теней…

    … В любых словах, пропорциях, явленьях,
    Сияньем счастья здешнего маня,
    Скромнейшей вспышки не найти огня,
    Мельчайшей капли упоенья,
    И не сыскать вовек сравненья
    Трём сёстрам из стихотворенья
    Вдруг на бегу оброненного, робкого.
    Словно случайного: «Всего вам доброго».
  Порвала листок на мелкие кусочки – всё равно надо выносить мусорное ведро, и так оно стоит уже неделю…
  А воздыхатель время от времени названивал ей, в ответ или: «Абонент в сети не зарегистрирован», или брал трубку Миша и на вопрос, где мама, с отчаянием отвечал: «Не знаю».
Теги: #почём #элегия

Ваши комментарии

Добавить комментарий
Городские истории
28 Декабря 2018, 15:20 Аппарат
21 Декабря 2018, 10:40 XV. Люди из Почёма
17 Октября 2018, 11:56 Жалоба
19 Сентября 2018, 15:52 Как рождаются заводы
25 Апреля 2018, 11:52 Сорок процентов роста
24 Января 2018, 15:07 70 лет как один год
25 Декабря 2017, 13:59 70 лет как один год
2 Августа 2017, 14:16 XIV. Базар, или Рынок.
29 Мая 2017, 13:58 Пока нет Маркса