ИЗ ЦИКЛА "САШКИНЫ РАССКАЗЫ"

«Перемен требуют наши глаза... Мы ждём перемен!..», — энергично и согласно подпевали сограждане непроницаемому Виктору Цою в конце 1980-х, мало представляя себе, во что конкретно могут воплотиться эти ожидания. А она взяла в нашей великой Стране Советов и началась, та переменчивая эпоха, жить в которую мудрецы никому не советуют. Рабочие, крестьяне, служащие, творцы-интеллигенты, начальники, подчинённые и даже военные, и даже члены партии вдруг шустро принялись изменять, казалось бы, совсем ещё недавно уважаемым идеям, принципам и специализациям. Самыми успешными и самыми почтенными в новой жизни наконец-то без стеснения были признаны торговцы — продавцы практически всего. Кто с чем рядом находился в момент объявления Перестройки, кто что охранял, тот тем, как правило, сразу и начал приторговывать. Это чтобы выжить — так теперь люди вспоминают для очистки совести и чаще преувеличивают. Мы, например, в Москве вдвоём с приятелем земляком Вовой Астафьевым оказались рядом с фотолабораторией, редакцией и типографией, поэтому, прямо на государственных рабочих местах, нахальным образом смогли подрабатывать изготовлением визитных карточек, фирменных бланков, эмблем, штампов и проч., спрос на которые обеспечивали буйно размножавшиеся буржуйские предприятия. Конечно же, бесспорно, и то, что многим нашим соотечественникам — менее молодым, оптимистичным, удачливым, шустрым и жадным — тогда пришлось туго...
Способность доводить идеи до ума, до дела, до продажи, то есть быть предпринимателем-бизнесменом, я уверен, даётся человеку от рождения. Как музыкальный слух, без которого славы не заработаешь, исполняя даже самую замечательную песню. Мне бог не дал, в отличие от моего дорогого друга Александра Сергеевича Тихонова, которому, впрочем, как и всякому настоящему гению, неоценимую помощь и поддержку оказала любимая и любящая женщина, в данном случае жена Галя — дипломированный экономист, сначала директор, а потом и хозяйка магазина. Поднастроенное супругой Сашкино предпринимательское «ухо» вовремя уловило оригинальную обещающую успех «металлическую мелодию», благо в своём уральском Новотроицке он много лет, что называется, отбарабанил на металлургическом производстве. Получив свободу выбора, знатный агломератчик немедленно переквалифицировался... сначала в ювелиры. Решил поработать с металлом драгоценным. Артель, в которую он по знакомству вписался, ударно трудилась на территории (чтобы весело было сейчас рассказывать) пенитенциарного учреждения, а попросту, в тюрьме; большинство его коллег там не только творило прекрасное, но и заодно «тянуло» разные свои сроки. Талантливые вынужденные и примкнувшие к ним добровольные сидельцы паяли, шлифовали, плели, оправляли перстеньки, серёжки, колечки, цепочки, браслетки из серебра, мельхиора и знаменитой местной яшмы. Сашка привозил какую-то часть продукции в Москву и реализовывал, в основном, среди знакомых своих, моих и общих. Такой вот был стартап, в память которого у меня хранится дарованный перстень «печатка» — Сашкин авторский экземпляр.
Через некоторое время, полагаю, решив, что дальше пора двигаться уже только собственным частным курсом мой друг «завязал» с ювелирно-тюремной темой и снова обратил взгляд на родной комбинат, где ещё продолжал непрерывно выплавляться и приобретать товарный вид металл более ему близкий и знакомый — чёрный. Кстати, появился и компаньон Боря Овчаренко, тоже нетерпеливо расположенный к доходным делам человек. Нарисовалась схема. И в буквальном смысле поехало. Ребята нанимали большущий автомобиль, загружали относительно недорогими «домашними» новотроицкими железяками и направлялись в славный город Гусь-Хрустальный за 2000 километров, где те железяки удивительным образом становились уже относительно дорогими. Деньгами тогда оперировали редко, происходил обмен-бартер, и назад на Урал машина везла много модных дефицитных хрустальных вещичек, которыми потом местные радивые домохозяйки с удовольствием украшали свои мебельные «стенки» и хвастались друг перед другом.
Железо-хрустальное предприятие приносило товарищам-коммерсантам моральное удовлетворение вместе с приличной выгодой. Параллельно возрастала уверенность и затевались новые проекты. Пробовали торговать мебелью, алкоголем, автомашинами. Была попытка кооперации с кожевенной фабрикой в родном тамбовском городе Рассказово...
Авто перегоняли из Молдавии, где на обломках «железного занавеса» граждане уже практически запросто сообщались с Румынией то бишь с Европой, и на кишинёвском рынке можно было купить вполне приличную подержанную иномарку за смешную по российским меркам цену, правда, с проблемными документами, что поднимало ту цену на величину мзды для таможенников с пограничниками по дороге домой и для разных «расстаможенников» уже дома. Границ на протяжении всего пути пересекалось несколько: Молдова — Украина, Украина — Приднестровье, Приднестровье — Украина, Украина — Россия. В Кишинёве жил наш общий друг кинорежиссёр Ион Киструга — Ваня, с его-то помощью «машинопереток» и наладился. Я участвовал (правда, только до Москвы) в одной из поездок; гнали три машины, было весело. У каждого кордона разыгрывались страшновато-уморительные сцены («Номера? Какие номера? Ах, номера-а-а!») с поиском куда-то затерявшихся счетов, доверенностей, транзитных номеров. Служивые контролёры всякий раз требовали что-то новое, рылись в багажниках, номера там находились, но совершенно не те, что были указаны в бумагах, снова и снова не хватало нужных печатей и т.д. и т.п. Наконец Бориса (главного хранителя кошелька) уводили куда-нибудь с глаз долой, потом он вспотевший и озабоченно-гордый возвращался, и автопробег возобновлялся...
Сашка до сих пор при случае смешит своими «фирменными» рассказами о тех авантюрных временах, ну, например:

ИЗ ЭМИРАТОВ КУДА ПРОЩЕ!
«Во время той кишинёвской поездки моя собственная машина находилась в ремонте. Когда вернулись, пошёл забирать её к мастеру Вадику, он в Новотроицке всем всё ремонтировал. А к нему как раз подъехали местные крутые братки на чёрной крутой тачке. Слава богу, знакомые. Здоров-здоров!
— Как сам, давно не виделись?!
— В Молдавии был. БМВ оттуда пригнали. Та-а-кая морока!
— А наша, смотри (на свою кивают), только что из Эмиратов.
— Самолётом что ли?
— Да нет, пацаны своим ходом...
— Ни фига себе! Как так!? География же...
Их главный, который сам не ездил, доверительно объяснил:
— Сань, всё, оказывается, очень просто, они мне рассказали. Смотри сюда: значит, выходишь с Эмиратов, справа Катар, а ты идёшь прямо, прямо вдоль Персидского залива и дальше до Каспийского моря, оно там уже рядом, потом берёшь немного правее и снова прямо, прямо, прямо и выезжаешь вот точно на Кызыл-Сай (маленькая казахская деревня под Новотроицком).
Понятно так объяснил. В полной уверенности. Ну, без капельки сомнения. Дома я из интереса заглянул в атлас: и, действительно, всё так и есть, только он забыл упомянуть проездом ещё Кувейт, Ирак, Иран, Туркмению и Казахстан. Проще простого!.. Ничего не боялись».

РАБОТАТЬ БУДЕМ!
«За мебелью и водкой поехали в Питер. Там у Бориса со студенческих лет в огромной квартире рядом с Сытным рынком оставался друг Коля, который тоже переквалифицировался в бизнесмена. Он взялся всё устроить. Мебель оформили и загрузили сразу, а с алкоголем начались проблемы во всех смыслах. Сначала Колины работники потеряли какой-то прицеп, никак не найдут. Потом вдруг Коля запил. А у него в той квартире ещё и другие гости были из Смоленска с пистолетами почему-то. Эти гости, а заодно и наши милиционеры (с автоматами), нанятые в дорогу для охраны груза, тоже стали пить и не просто пить, а капитально бухать. Сбегают на рынок, принесут пару ящиков с бутылками, Николай очнётся, примет дозу, оглядится, твёрдо скажет: "Всё нормально, работать будем!", — и снова головой в диван. Мы с Борисом от беспокойства и от нечего делать, естественно, тоже присоединились к общей такой "работе". День за днём вооружённая до зубов наша компания беспробудно "трудилась", а между прочим, для беспокойства имелись веские причины: в ту водочную историю, деньгами вложились серьёзные новотроицкие бандюганы, и срок поставки был строго оговорен, и... пожить ещё очень хотелось здоровыми...
На наше счастье, ровно через неделю так же вдруг Коля протрезвел, всё нашёл, упаковал, и проводил нас в сторону Урала с богом, с мебелью, с водкой, с милиционерами, с автоматами и с прицепом. И обошлось без "счётчиков"».

А в Москве Сашка затеял целое издательство, благо среди знакомых и друзей имелись журналисты, например, я. Свежему начинанию было дано название «Жёлтый кот», в нём зашифровались фамилии участников проекта: жёлтый — Желтов; кот — Конашенков, Овчаренко, Тихонов. Справедливости ради признаюсь, что я лишь сделал всем визитки, а, в остальном был только на подхвате. Сашка с Борей финансировали затею. Первую же скрипку в квартете играл Юра Конашенков очень хороший художник. Он тогда работал в редакции журнала «Спортивная жизнь России», поэтому стартовая наша книжка была про китайскую драку ушу и называлась «Длинный кулак. Чанцюань». Чемпионом тиражей тот «кулак» не стал, но и не оконфузился явно. Дело решено было продолжить. Юра подтянул к работе нескольких молодых ребят, старшекурсников художественного училища, и они талантливо нарисовали целую кучу детских книжек-раскрасок. Серия так и называлась «Раскрась-ка», а темы были разные русские, например, церковные храмы. Книжки получились интересными, красивыми, но вот продать мы их как следует не смогли, потому что поздно поняли: главное в издательском процессе, а в столичном особенно — это сбыт готовой продукции, с организации которого надо было бы всё и начинать. В итоге Сашке с Борей пришлось почти весь склад пристраивать-развозить по торговым точкам в своей Оренбургской области. О каком-либо доходе уже и разговора не шло, хорошо, что кое-как отбили затраты. На том, к общему сожалению, так и не осуществив заветную мечту выпустить в свет ещё что-то вроде пособия на тему, как безопасно и правильно следует выпивать спиртные напитки в России (и автора уже нашли — завотделением наркологической больницы), «Жёлтый кот» «свернулся клубочком» и жить дальше не посчитал целесообразным. Мы же до сих пор его регулярно и очень весело поминаем.
Неизбывное наше веселье на этих поминках, как правило, относится даже не к самой издательской деятельности, а к тогдашнему месту её, так сказать, осуществления. Дислоцировался-то наш «Кот» (ну, как не похохотать!) в «нехорошей квартире». В той самой легендарной Булгаковской квартире на Большой Садовой, где в своё время Михаил Афанасьевич жил, и где по его писательской прихоти на страницах романа «Мастер и Маргарита» вытворял свои шуточки совсем другой кот — фантасмагорический кот Бегемот. Сейчас там и музей, и театр, и в подъезд просто так не зайти, а в начале-середине 1990-х это был с виду обычный пожилой московский дом, обычный двор, обычный подъезд, обычные соседи, только верхний пролёт лестницы и сама квартира на последнем пятом этаже смотрелись из ряда вон выходящими: стены, потолок, двери, перила, даже, кажется, и ступени — всё кругом было плотно-плотно разрисовано и исписано самодеятельными картинками, цитатами и высказываниями почитателей бессмертного произведения. Это ошарашивало любого, во-первых, потому что в никаком другом коммунальном жилище только что упразднённого Советского Союза подобные творческие вольности в таком масштабе не были возможны, во-вторых, сам роман был тогда ещё не вполне разрешённым, напечатанным и далеко не так, как сейчас, известным (кстати, я читал его в самиздатовском исполнении). Тем не менее люди приезжали даже из других городов, чтобы только постоять на лестнице и посмотреть на легендарную дверь снаружи. Не представляю, кем, какими персонажами казались им мы, заходившие запросто внутрь. А там внутри хозяйничал тогда некий «Фонд Булгакова». Большая комната с не очень впечатляющей экспозицией (несколько фотографий, что-то из старинной мебели, книги) была посвящена непосредственно писателю, в других помещениях, насколько помню, царила творческая неопределённость, среди которой в одном из уголков хозяева — бородатые, бомжеватого вида, почти всегда не совсем трезвые, но с грамотной речью и хорошими манерами, словом, настоящие художники — неофициально «по блату» выделили нашему Юре стол и шкаф, в них помещалось и хранилось всё «жёлто-кошачье» хозяйство с бухгалтерией включительно.
Надо полагать, близость к литературной легенде наряду с объяснимой гордостью доставляла обычным жителям уйму беспокойств. Мне кажется, что они и сознательно, и бессознательно должны были постоянно ожидать от такого соседства какой-нибудь чертовщины. И чертовщины-таки случались. Сашка, будучи в Москве, обычно останавливался у меня. Однажды он отправился в «офис» на Садовую и пропал, не вернулся ночевать. В этом по молодости не было ничего чрезвычайного, но он не отзвонился, и нам с женой всё же пришлось поволноваться. Слава богу, утром наш друг телефонировал, что живой, а ещё через пару дней объявился собственной персоной и с фантастической историей в придачу:

СТОЙ, КТО СТРЕЛЯЛ?!
«Поднялся я, как обычно, на этаж, позвонил. Дверь неожиданно открыл милиционер. Я озираться начал — решил, что не туда попал. Да нет, туда. — Заходите, заходите, — говорит. — Кто такой? С какой целью? Предъявите документы. — А на полу лежат знакомые ребята из фонда, руками головы прикрывают. — Вот, — показываю на них, — с друзьями давно не виделся... сам-то я с Урала, и... конечно, Булгаков... нравится... тоже.. в общем....
Начальники, будто только меня одного и дожидались, сразу скомандовали на выход, вывели всех гуськом во двор, посадили в «воронок» и доставили не абы куда, а прямо на Петровку 38, и давай там поодиночке допрашивать.
Я лично ни в чём не сознался, потому что ничего и не знал, да и «дурака включил». Дескать, в столицу утром только прилетел, вот и билет в кармане остался, на Садовую сегодня заехал случайно, никакое оружие не видел, ничего про оружие не слышал и т.п. Сначала я был абсолютно безмятежен, даже шутил, после же вопросов про оружие, перепугался не на шутку, начал задумываться, пропотел... и именно в этот момент от меня отстали.
Сидели мы там долго. Как понимаю, дознаватели дожидались ответов (в том числе и из далёкого Новотроицка) на запросы по месту жительства каждого. А потом вдруг всех разом отпустили.
На улице во время прощального перекура «фигуранты дела», успокаиваясь, окончательно прояснили только одно: НАКАНУНЕ В МИЛИЦИЮ ПОСТУПИЛ ТРЕВОЖНЫЙ СИГНАЛ ОТ СОСЕДЕЙ О СТРЕЛЬБЕ "У БУЛГАКОВЫХ". Что там произошло на самом деле, может, просто кто-то что-то громко уронил, и главное, ПОЧЕМУ РАЗБИРАТЬСЯ НАРЯД ПРИБЫЛ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ СУТКИ, — этого, похоже, никто, включая следователей, так и не понял. Ещё некоторое время без толку поломав головы, все облегчением сошлись на том, что в этой катавасии наверняка не обошлось без очередных мистических шуточек «нехорошей квартиры» и начали расходиться.
А стресс-то снимать надо! Тут один из «подельников» мне и предложил поехать с ним за кампанию «к Димке в Жуковку» на дачу. Я ни про Димку, ни про Жуковку до тех пор никогда не слышал, но поехали. Вокзал. Электричка. Жуковка. Вроде бы деревня, а дома какие-то не по-деревенски затейливые.
— Вон там внук Брежнева живёт, — начал показывать и рассказывать на ходу мой товарищ.
— А вот это дача Ростроповича с Вишневской, Солженицын у них здесь отсиживался в своё время.
— Скажи, пожалуйста, а кто он твой Димка-то? — притормаживая, запоздало и робко поинтересовался я.
— Так он академика Сахарова сын...
Вот в гостях у сына академика мы на двое суток и "зависли". Хорошим мужиком оказался Дмитрий Андреевич, весёлым».

Своему призванию к бизнесу Сашка не изменял до самой пенсии, отложенное право на которую он заработал ещё в свою бытность советским металлургом-агломератчиком. С годами постепенно и естественно мой друг остепенился и рисковать стал поменьше. Последним коммерческим делом его был небольшой автосервис в Новотроицке, где безопасно и спокойно как бы сами собой растачивались двигатели подержанных уральских грузовичков. И также само собой Александр Сергеевич исправно и честно платил все положенные государственные налоги, тем самым поддерживая, укрепляя и развивая экономику нашей любимой, теперь капиталистической Родины.

Мы с Сашкой в Москве. Может быть 1985 г.