К 55-летию Рассказовской Средней школы № 8
и к 50-летию нашего её окончания


На фото: 1997 год. 25 лет спустя на пороге школы. Слева направо стоят: Галина Козловцева (Лазуткина), Лилия Иванова (Павлова), Венера Григорьевна Замбер, Елена Сиденко, Галина Преображенская (Руди), Григорий Иванов, Зоя Кочетова, Геннадий Кочетов, Надежда Лазарева, Галина Решетина; сидят: Анатолий Черёмухин, Вячеслав Козловцев, Михаил Преображенский, Николай Ярыгин.

На банкете в Луке все те же, а третья слева в верхнем ряду — Галина Давыдова (Баранова).

«СПАСИБО, ЧТО КОНЦА УРОКАМ НЕТ...»
В девятом вообще изменилось многое. Соученики, которые полностью удовлетворились восьмилеткой, рассредоточились по техникумам, ПТУ, а кто и сразу по рабоче-крестьянским трудовым коллективам. Толя Черёмухин, его неразлучный друг Вова Ишин, ребята с около-стадионной улицы Лермонтова — Толя Паршин, Витя Свиридов, кто-то ещё дружно отправились в Ленинград. Тогда в области был такой период: молодых тамбовчан настойчиво агитировали ехать учиться и работать в город на Неве. Подозреваю, что именно внутри этих наборов зародилась и постепенно организовалась печально знаменитая ленинградская преступная «тамбовская» группировка...
В школе же из остатков трёх параллельных классов собрали два, и мы — до той поры «Бэшки» — стали вдруг «Ашками» под классным руководством бесподобной Зои Викторовны Орловой, замечу попутно, моей родственницы (её муж и мой отец — двоюродные братья). Зоя Викторовна вела математику: алгебру с геометрией. Уроки у неё получались особенными, праздничными что ли. Казалось, она прямо-таки светилась от радости, когда знакомила нас с очередной теоремой или объясняла задачку, одновременно мелом на доске тщательно расписывая и твёрдо вычерчивая пути доказательств и решений. Почерк у неё был округлый, аккуратный, характерный. Я всегда ждал и завороженно следил, как она, возвращаясь к уже написанным буквам С, обязательно добавляла к каждой из них свой «фирменный» вертикальный штришок. С тех пор сам пишу эту букву таким же манером. Ненаглядная наша математичка при случае очень любила похвалить, но и повоспитывать, когда надо, умела. Делала она это тоже оригинально. Однажды на «классном часе», так, по-моему, назывался урок, на котором проводились разные воспитательные беседы, Зоя Викторовна предложила каждому по-дружески и по-комсомольски, а значит честно и принципиально, высказать своему товарищу в лицо всё, что он об этом товарище думает. В качестве «мальчика для битья» она выбрала вашего покорного слугу, и друзья моё лицо жалеть не стали. Было досадно и стыдно слушать про свои грехи, но я, как ни странно, тогда уже догадывался, что эта «порка» может быть мне полезна. Классная же прямо-таки виртуозным образом умудрилась не допустить никаких недоразумений и обид между обличителями и обличаемым.
Вообще-то какого-либо разделения на учёбу и воспитание не было, оба процесса происходили синхронно и одновременно. Авторитет учителя был непререкаем. Нам, ученикам, могло что-то не нравиться, казаться неправильным, несправедливым, мы могли между собой и роптать, и возмущаться, но почти все проблемы решались вроде бы сами собой внутри школы «по-домашнему» (вполне вероятно, что это моя память так благостно настроена), и почти всегда в конце концов до нашего ума доходило, что взрослые, наверное, правы. Жаловаться же родителям было немыслимо, да и бессмысленно: папа с мамой, может, и посочувствовали бы, но обсуждать, тем более с детьми, действия учителя не стали бы ни за что, а то бы ещё и «наваляли». Современные школьные взаимоотношения мне нравятся меньше, основываюсь на показаниях собственного внука...
А наши были на высоте! Аристов Валентин Павлович (пение и черчение), Ерова Елизавета Степановна (химия), Казакова Галина Петровна (немецкий язык), Котов Михаил Петрович (обществоведение), Огиевич Зинаида Петровна (физика), Петрова Александра Семёновна (литература), Полухин Николай Ефимович (астрономия), Севостьянова Анна Ивановна (физкультура у девочек), Селезнёва Лидия Васильевна (зоология, биология), Шубина Таисия Дмитриевна (немецкий язык). Очень боюсь, что кого-то не вспомнил...
Валентин Палыч на войне некоторое время служил в одном отряде с Зоей Космодемьянской. На наши жадные расспросы пожимал плечами, дескать, обычная с виду девчонка, кабы бы знать, присмотрелся бы повнимательней. На занятиях он периодически очень грозно предупреждал: «С хорошими и я хороший, а с плохими буду во сто крат хуже!». Но это никого не пугало — он был добрый и умел играть на мандолине.
В биографии Таисии Дмитриевны тоже значился фронт, да ещё и плен в концлагере Бухенвальд. Мы в изумлении делились между собой неизвестно откуда полученными сведениями, что якобы там в застенках изверги нацисты пытали её — резали грудь. А она с восхищением и любовью рассказывала нам о великой немецкой культуре и на языке оригинала декламировала Гёте: «Горные вершины спят во тьме ночной...».
Елизавета Степановна, которая по совместительству ещё «работала» мамой нашей закадычной подружки Томки из 2-й школы, будучи в хорошем настроении величала нас то бандитами, а то вдруг, вызывая к доске, провозглашала: «Отвечать будет Его (Её) Светлость имярек». И «Бандиты» и «Светлости» от такой химии, естественно, были в восторге.
А самой строгой безоговорочно признавалась Александра Семёновна, при её появлении в классе мы, нет, не вставали, мы вскакивали, равнялись, замирали по стойке смирно, и она решительно вела нас к вершинам русской словесности, как маршал Жуков к Великой Победе. Никаких шуточек при этом и неформальных отношений. Кремень! Однако своей золотой медалью я обязан именно её благожелательности. В экзаменационном сочинении, претендующем на пятёрку, не допускалось ни малейшей помарки, а я, засомневавшись, какую букву (кажется, выбирал между Е и И) следует написать, решил схитрить и изобразил нечто среднее между двумя этими литерами. Так и сдал. На следующее утро очень рано Александра Семёновна по телефону вызвала меня в совсем ещё пустую школу, завела в учительскую, выяснила вначале, знаю ли я злополучное правило, на котором запнулся, (я всё, конечно, к тому времени уточнил), отчитала за несобранность, а затем разрешила мне аккуратно уничтожить следы того «хитроумного» и, как я посчитал накануне, незаметного каллиграфического маневра. В Тамбов на утверждение отличной оценки работа отправилось в безупречном виде...

«ХОТЯ И ЖДЁШЬ С НАДЕЖДОЙ ПЕРЕМЕНЫ...»
В последнем школьном году, как мне кажется, заниматься учёбой все стали более прилежно — уже знали зачем. Сашка Смирнов, например, решил поступать в военное училище, так он у меня даже ночевал, когда бывали какие-нибудь сложности с уроками. Я спать укладываюсь в постельку, а он рядом за столом что-то дописывает, пыхтит.
По результатам десятилетки ещё двое наших: Лена Сиденко и Миша Преображенский, а также Галя Рогозина и Наташа Головкова из параллельного класса стали золотыми медалистами.
Однако, паиньками мы не были. И дерзили порой, и шухарили, и даже хулиганили. И уроки иногда не учили. Как-то отправились всей компанией в поход на Чистое озеро с ночёвкой, вернулись к вечеру в воскресенье довольные и уставшие, заленились, и все, не сговариваясь, проигнорировали домашнее сочинение, заданное самой Александрой Семёновной! Нет, вру, всё же один человек отписался. Ночью. Кто? Правильно! Сверхответственная Лазуткина.
Однажды в общем-то смирный Сева Кононов сразу по окончании урока вдруг сиганул из окна на главную площадь города. Со второго этажа! На спор! Много лет спустя немецкий лётчик Руст, можно сказать, повторил «трюк», приземлившись у Красной площади в Москве; многие важные генералы тогда лишились должностей. Вот и Елизавете Степановне, при которой случился Севкин прыжок, тоже досталось изрядно, это нам стало известно из «доклада» её дочери, а по совместительству нашего обожаемого «агента» Томы.
Славка Козловцев на большой перемене могучей лыжной рукой, не целясь, запулил снежок через весь двор в сторону крыльца, там толпилось много ученического народа, но заряд попал точно в глаз учительнице истории Лидии Александровне Пустоваловой, открывшей входную дверь аккурат в момент прилёта. А она помимо того, что преподавала, ещё служила каким-то начальником в Гороно (Городской отдел народного образования), и сознаваться-извиняться Славке пришлось именно в том внушающем страх и трепет заведении. К нашей мальчишеской чести, мы друга не бросили и на предполагаемую экзекуцию пошли вместе. Всё закончилось хорошо: учительский глаз не сильно пострадал, мы были прощены неожиданно легко, может, и потому, что повинились, хотя могли и «смыться», ведь толком-то кроме нас самих никто ничего не видел.
А то Сашка Смирнов откуда-то притащил в школу спирт, и мы прямо в умывальнике по капельке пригубили. Сдуру. Перед физкультурой. Я больше никогда в жизни не падал на ровном месте так много, так часто и так весело, как на том уроке, пытаясь выполнить какой-то норматив.
Вспоминается и настоящий кошмарный ужас, охвативший школу, да и весь город в связи с арестом ученика, фамилию которого я забыл. Он был старше нас на год. С виду типичный «ботаник», маленький, щупленький, в очках, и прозвище у него было подходящее — «Пынёк». В шахматы играл здорово. Арестовали «ботаника», а затем и осудили за убийство. Он и его старший брат в тёмном переулке (в тот переулок с хлебным магазином на углу я обычно с Пушкинской к дому заворачивал) подстерегли подвыпившего с получки мужичка, ограбили и забили до смерти.
Но то был эпизод из ряда, как говорится, вон, и лучше бы он вообще не вспоминался. А так «без фанатизма», полюбка и ссорились, конечно, и дрались мы, мальчишки, по разным для нас важным поводам, и даже частенько, и даже, бывало, жёстко. Как же без этого! Но дружбы было больше...

«ПОД ЗВУКИ НЕСТАРЕЮЩЕГО ВАЛЬСА...»
В 1972 году закончили мы школу и были этому несказанно рады. Дураки! Торопились во взрослую жизнь. На выпускном вечере мне подарили чемодан, и на следующий день, попрощавшись, я уехал в столицу. Оказалось, навсегда. И одноклассники разошлись-разъехались-разлетелись по интересам: получать высшее образование, работать, строить служебные карьеры, заводить семьи, на мир смотреть — искать счастье, короче.
Со временем кто-то вернулся, как, например, совместно отслужившие офицерский срок доблестный «батяня комбат» Гена Кочетов и его «боевая подруга» жена Зоя, которая, хоть и не училась с нами, но всегда пребывала в нашем дружеском строю. Возвратились из дальних странствий Коля Ярыгин, Толя Черёмухин, Толя Паршин. А многие надолго и не покидали родной Рассказово.
Некоторые же и вовсе не расставались. Накрепко связались семейными узами Миша Преображенский и Галя Руди, Саша Смирнов и Оля Ульянова. Ещё в школе влюбились, а, как только стало можно, поженились Гриша Иванов с Лилей Павловой. К сожалению, судьба отмерила им прожить вместе не самый длинный век, зато до самой смерти. Поистине любовь до гроба...
Через три года после выпускного сыграли свою свадьбу Галя Лазуткина и Слава Козловцев — «барышня и хулиган». Как ни странно — ведь произошло это знаменательное событие во время моей службы «у чёрта на куличках» в Забайкальской армии — я на свадьбе был, «мёд пил» и вот уже полвека продолжаю это радостное занятие, периодически наезжая к ним в гости.
Как любит повторять Славка, жизнь продолжается. Да! Неумолимо. С доходами и убытками, со смыслом и бессмыслицей, с весельем и горем. Что-то помнится, а больше, особенно в последнее время, забывается. Но вот стоит только где-то прозвучать или попасть на глаза слову ШКОЛА, и сразу внутри будто полоснёт неизбывной щемящей грусть-тоской, и горько-сладко заскучает душа по сбежавшему к следующим поколениям детству и по утраченному без вины гражданству нашему в Соединённых Штатах № 8.

На фото: 2022 г. На набережной в Рассказово действующие лица и в известной мере соавторы этих записок. Слева направо: Сергей Викторович Желтов, Галина Александровна Преображенская, Елена Ивановна Сиденко, Вячеслав Михайлович Козловцев, Геннадий Петрович Кочетов, Михаил Викторович Преображенский, Галина Анатольевна Козловцева.

Как смело уходили мы из Дома
под звуки вальса — хвост трубой!..
Вот нет уже и Гришки Иванова,
вот нет уже и Лильки Ивановой,
нет Ивлева, Ярыгина, Смирнова,
уж многих нет...
Так хочется – Домой!

P.S. Не так давно узнал, что наша Восьмая школа с каких-то пор уже и не 8-я вовсе, а значится в городском реестре под номером 4. Уполовинили! Очень расстроился, конечно. Да, понимаю, да, верю, что у реорганизаторов были на то неизвестные мне весомые резоны. Всё равно восьмёрку жалко. А на языке теперь настойчиво и бессмысленно вертится наша детская уличная рифма с этими самыми цифрами: «48 — половину просим!».