10.03.2018; 17.03.2018; 04.04.2018; 17.04.2018; 02.05.2018
«ВЫШЕЛ МЕСЯЦ ИЗ ТУМАНА,
ВЫНУЛ НОЖИК ИЗ КАРМАНА —
БУДУ РЕЗАТЬ, БУДУ БИТЬ!
ВСЁ РАВНО ТЕБЕ ВОДИТЬ!..»
Мы подрастали, взрослели игры. Окончательно оформился костяк нашей мальчишеской средне-возрастной дворовой группировки: Сашка и Вовка Тихоновы, Серёжка Селезнёв и я. Верховодил Сашка. Мы, конечно, с удовольствием участвовали в забавах старших и принимали младших в некоторые свои игры, но появились уже, так сказать, «корпоративные» интересы и развлечения.
Вдруг начали пробовать курить. Если раньше, подражая взрослым, мы дымили иногда в лесу самокрутками, набитыми сухой листвой, то теперь баловались настоящими папиросами-сигаретами и не только где-нибудь подальше «у чёрта на куличках», а и в разных укромных местечках вокруг Дома. Одно такое надёжное убежище находилось в углу селезнёвского сада за сараем. Подход к месту был всего один, он хорошо просматривался, да и опасаться-то было практически некого — днём на хозяйстве в Вилле оставалась только старенькая тихонькая бабушка. Рассевшись на принесённых с гастрономовского двора деревянных ящиках из-под бутылок, мы закуривали моршанские папироски «Беломор», «Север» или «Прибой», украденные из початых отцовских пачек, обычно хранившихся дома на верхах шкафов-шифоньеров. А то ещё шиковали диковинными сигаретами с фильтром от серёжкиного отца. Он курил московские «Краснопресненские», которые получал по блату прямо с фабрики «Дукат» в почтовых посылках вроссыпь, и Серёжка периодически «угощал» всю нашу ораву. Среди тех сигарет, изъятых, по-видимому, из технологической цепочки для презентов «нужным» людям, иногда попадались неразрезанные длиннющие табачные «макаронины», как будто специально для нашего развлечения. Кстати, с «блатной» дукатовской традицией я вновь столкнулся много лет спустя, когда уже работал в Москве во Всесоюзном Объединении «Союзинформкино». Мой начальник, Сергей Петрович Голубь, похожим образом отоваривался на знаменитой фабрике, правда, курил он исключительно «Новость» — дефицитную, как и многое другое в то время. В общем, куда ни кинь, курение — привычка воровская. Естественно, кто-то из нас попался, после дознания мы получили «на орехи» и баловаться с куревом надолго прекратили все кроме, пожалуй, Серёжки Селезнёва.
В том же заветном углу на тех же ящиках мы играли в карты. Чтобы перекинуться в «пьяницу» или «дурачка», прятаться было вовсе не обязательно. Скрывшись же от посторонних глаз, мы «резались» в тюремные «очко» и «буру». Однажды Сашка Тихонов после какой-то болезни долечивался в далёком санатории, куда нужно было добираться на поезде. В вагоне он купил у глухонемого продавца карточную колоду — 36 фотографий голых тёток. И некоторое время нам было всё равно, в какую игру тайно играть теми картами... Чаще всего на кону стояли щелбаны, или какие-то другие более-менее безобидные пожелания. На деньги, слава Богу, не играли. Во-первых, их у нас не было, а, во-вторых, если вдруг появлялись некоторые суммы, они сразу тратились на заранее намеченные важные цели: на футбольный мяч; на теннисный мячик для Лапты, Кругов и Штандера; на фонарик; на кино; на лакомства в виде конфет или сладких брикетиков какао по 8 копеек... Как-то раз на базаре за 50 коп купили голубя. Птичка была породистая. Мы её поместили в заранее построенную из незаменимой магазинной тары голубятню, которую установили в центре Двора, и целый день «водили» красавца-голубя абсолютно счастливые и наивные. Утром птичий домик оказался пустым — голубей в городе Рассказово любили многие...
Ещё мы, конечно, обожали собак. Читали про них, обсуждали, разбирались в породах. Собака была у деда Андрея Киселёва. Такой малюсенький шустрый чёрный кобелёк. Дед держал пса в загородке за сараем и выпускал на волю редко, игры с ним не поощрял, поэтому нам от такой собаки радости было мало. А вот, когда у Серёжки Селезнёва в качестве родительского подарка появился четвероногий друг, мы наигрались вдоволь: и кормили, и поили, и дразнили, и дрессировали («Сидеть!», «Стоять!», «Фу!»). Из газет и радиопередач все в стране знали про отважного пограничника Никиту Карацупу и про его верную учёную овчарку, и мы, конечно, готовили нашего нового товарища к службе на границе, несмотря на то, что сильный и довольно крупный «курсант» был девочкой, а правильно говоря, сучкой по кличке Найда. Однажды через какую-то щель в заборе, в гости к селезнёвской «девице» протиснулся киселёвский чёрненький «кавалер». Видимо, тот день был подходящим для ухаживаний, так как пара сразу закружилась в ритме вальса, принюхиваясь и повизгивая. В тех книжках, которые мы прочитали, ничего не было про собачью любовь, поэтому, когда дело приняло неожиданный для нас оборот, и дворовый шустрик, очень ловко оседлав соседку-«пограничницу», затряс её так энергично, что она зашаталась, мы на некоторое время замерли с раскрытыми ртами, не находя, как реагировать на ситуацию. Первым опомнился Серёжка, он бросился на помощь своей любимице, схватил какое-то полено и остервенело стал охаживать им наглого ухажёра. А мы очнулись и... начали дико хохотать. Шум! Гам!.. И тут из-за забора послышался грозный рык «так-раз-так» деда Киселёва. Пёсик, наконец, вывернулся из-под ударов, соскочил и удрал, Найда юркнула в открытую дверь сарая, в котором раньше уже спрятался смекалистый Сашка Тихонов. Дед продолжал ругаться, а хохот наш только усиливался, переходя уже в истерику. Мы попадали на землю и расползлись по кустам... Дед Андрей, конечно, нажаловался. По его версии выходило, что наша малолетняя компания из хулиганских побуждений организовала постыдную Случку. Вот с тех пор я знаю это слово. Родительских репрессий не помню. Думаю, что и они втайне повеселились — дело-то житейское... Память — вещь забавная и причудливая. Недавно Александр Сергеевич Тихонов, будучи у меня в гостях, «в пух и прах» раскритиковал вышеприведённую историю нравственного падения недообученной «пограничницы». Поправки принципиальные, и я с ними полностью согласен. Во-первых, Найда — на самом деле кличка киселёвского шустрого чёрного кобелька, из чего следует, что это он был сучкой. Во-вторых, «пограничницу» звали Рекс, и таким образом подтверждался её кобелиный статус. Благодаря этим важным уточнениям, влюблённые собаки в моём рассказе должны кардинально поменяться местами, но, так как суть истории от такой перестановки нисколько не страдает, я, пожалуй, не стану переписывать...
Однажды кому-то из нас попала в руки брошюрка с приёмами борьбы Самбо, и, естественно, сразу же начались практические занятия. Броски и подсечки отрабатывались на травке во Дворе и на песочке Заводской, где было, конечно, комфортнее учиться правильно падать. Занимались усердно и всерьёз. Я до сих пор, если мне не сопротивляться, могу худо-бедно продемонстрировать бросок через бедро, а Сашке Тихонову полученные навыки пригодились тогда почти сразу в уличных мальчишеских потасовках, до которых он стал очень охоч. Было дело, даже зрители специально собирались посмотреть, как красиво Сашка дерётся...
С таким же большим азартом мы увлекались фотоделом. У Тихоновых был фотоаппарат «ФЭД» (аббревиатура от Феликс Эдмундович Дзержинский, если кто не в курсе), у Селезнёва — новенькая «Смена-6». Фотографировали всё подряд много и бестолково. Сами смешивали химреактивы, проявляли плёнки в чёрных пластмассовых бачках, печатали на стареньком Увеличителе бессчётное количество малюсеньких (экономили дорогую бумагу) фотографий. По правде сказать, чаще результат почему-то оказывался никуда не годным. Кадры получались случайными, серыми, нерезкими. Знающих подсказчиков в округе не существовало, да мы и не переживали нисколько — с неизбывным энтузиазмом и надеждой на лучшее заряжали новые плёнки и получали огромное удовольствие от самого процесса, похожего на колдовство. С той поры долгое время сохранялась у меня всего одна карточка (на ней мы как чертенята скачем вокруг костерка на Мойке), но незаметно пропала и она. Очень жаль... Вот ведь как бывает: тогда у меня и «фотика»-то своего не было, да и ни о каких планах на будущее, связанных с фотографией я даже не помышлял, а потом... полжизни занимался этим делом профессионально.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Ваши комментарии
Добавить комментарий