К 55-летию Рассказовской Средней школы № 8
и к 50-летию нашего её окончания


1970 г. Поход в село Горелое к роднику. Мы не знали тогда, что это Святой источник. Слева направо: Гена Кочетов, Гена Кузиванов, Коля Колесников, Серёжа Желтов, Саша Смирнов, Гриша Иванов, Сева Кононов.

«НО КАК ЗАБЫТЬ ЗВОНЧЕЙ ЗВОНКА КАПЕЛЬ...»
В Начальной школе участие в художественной самодеятельности было обязательным. Первая моя учительница Елизавета Гавриловна прямо в классе разучивала с нами, вчерашними детсадовцами, татарский танец. Кстати, вопросов типа почему татарский, или армянский, или украинский даже возникнуть не могло — все были наши. Мальчики с девочками кружились в проходах между партами и одновременно пели что-то такое: «Киль-киль-киль-ма-а-тумба-ква-тумба-ква-а-нахазерия-а-шири-бом-бом...». Незабываемо!
Тогда-то в «солистов ансамбля песни и пляски» мы легко превращались все без исключения, но вот лет через пять, чтобы выйти перед зрителями на сцену, например, Актового зала, уже требовались какой-нибудь мало-мальски артистический талант и, главное, большая храбрость. Я, например, очень робел, хотя, наверное, и от того тоже, что сценическими способностями обделён напрочь. На первых ролях во всех жанрах были девчонки — лицедейки от рождения, да и посмелее они всегда. Чего стоил только вокально-инструментальный квартет «Илана» в составе Лены Сиденко и трёх Галь: Лазуткиной, Руди и Решетиной! Елена усаживалась за фортепьяно (она занималась в музыкальной школе, в которой, к слову, потом и работала), энергично брала аккорды, и звучал (а в моих ушах звучит до сих пор) их коронный номер:

Я песней, как ветром, наполню страну
О том, как товарищ пошел на войну.
И северный ветер ударил в прибой,
В сухой подорожник, в траву зверобой.
Прошёл он и плакал другой стороной,
Когда мой товарищ прощался со мной.
Но песня взлетела и голос окреп,
Мы старую дружбу ломаем, как хлеб!

Чтоб дружбу товарищ пронёс по волнам,
Мы хлеба горбушку и ту пополам!
Коль ветер лавиной и песня лавиной,
Тебе половина, и мне половина. А-а!..

Впрочем, находились среди нас и пацаны, которые не отставали. Толя Спицын, сам росточком небольшой, проникновенно до слёз исполнял песню про маленького трубача:

Кругом война, а этот маменькин...
Над ним смеялись все врачи —
Куда такой годится маленький,
Ну, разве только в трубачи?
А что ему? — Все нипочем:
Ну, трубачом, так трубачом!
…………………………………
И встал трубач в дыму и пламени,
К губам трубу свою прижал,
И за трубой весь полк израненный
Запел "Интернационал".
И полк пошел за трубачом —
Обыкновенным трубачом...

Ближе к выпуску, наверное, смелости прибавилось и в классе организовался мальчишеский ВИА, по-моему, без названия. Три гитары: соло — Гена Кочетов, ритм — Гриша Иванов, бас — Саша Смирнов. И барабан, в который стучал я. Музыкальную безграмотность мы компенсировали энтузиазмом. Репетировали после уроков пару раз в неделю в школе, и почти каждый вечер допоздна у Гришки во дворе, если позволяла погода. Сейчас на месте домика, где он жил, и того двора перед мостом на Советской улице красуется, я заметил, магазин «Моя цена».
Запевал очень голосистый Сашка, остальные, как могли, подхватывали. Официальный репертуар, который нам очень даже нравился, как и полагалось, большей частью состоял из военно-патриотических песен: «Шёл отряд по берегу, шёл издалека, шёл под красным знаменем командир полка...», «Полюшко-поле... ехали да по полю герои...» — но были у нас и любимые лирические отступления: «По зелёной травушке стелется роса, а в траве запуталась девичья коса...». Что удивительно, ни Гришкины домашние, ни их соседи нас почему-то никогда не прогоняли, хотя орали мы добросовестно и самозабвенно «во всю Ивановскую», то есть Советскую.
А в драматическом искусстве не было равных Толе Черёмухину. В срежиссированном Лидией Александровной остросюжетном спектакле-«боевике» о Гражданской войне «Броненосец 14-69» Толя очень лихо играл главную мужскую роль (Пашка Огонь), увлекая за собой остальных. Глядя на него, даже стеснительный Вова Астафьев подхватывался, и, перевоплощаясь в командира партизанского отряда, каждый раз непременно краснея, неожиданным баском произносил: «Знаю, знаю! Ладно бьётесь!». Я с удовольствием присутствовал на репетициях, но в актёрскую обойму не попадал.
Готовились к городскому Смотру-концерту, который традиционно устраивался в Доме культуры имени Кирова на Арженке. И, как назло, прямо накануне этого ответственнейшего выступления вдруг захворал исполнитель небольшой роли Коля Колесников. Экстренно потребовалась замена. От безысходности, надо полагать, и я сгодился. Вроде бы дело не ахти какое сложное: всего-то пару раз показаться на сцене, проговорить одну единственную фразу, правда, при этом пережёвывая во рту то ли пшеницу, то ли пшено, но не тут-то было! Зерновые меня и подвели. Первый выход в массовке прошёл гладко, а затем я должен был появиться, уже разговаривая-пережёвывая. За кулисами совершенно неожиданно оказалось непроницаемо темно, я заблудился (без репетиций же!) и не нашёл Лидию Александровну, которая где-то там выдавала актёрам нужный по ходу пьесы реквизит. Ополоумев от волнений и переживаний, я выбежал «под свет рампы» с пустым ртом и, коверкая слова, попытался убедить партнёров и зрителей, что рот как раз полный, что, дескать, обнаружил спрятанную контрреволюционерами-вредителями пшеницу или пшено, и вот, пожалуйста, её даже сырую есть вкусно. Но, надо полагать, ни люди в зале, ни товарищи на подмостках не разобрали ни единого моего слова и ничего не поняли...

«И ЕСЛИ ВДРУГ УДАЧА ЗАПРОПАЛА...»
Похожая драма разыгралась однажды и на «сцене» спортивной. В нашем классе учились выдающиеся лыжники Слава Козловцев, Гриша Иванов, Гена Кочетов, Галя Лазуткина. Они тренировались в спортшколе, поэтому на соревнованиях среди обычных учебных заведений всегда претендовали на победу. И надо же, перед очередной эстафетой теперь уже Генка простудился. Был выходной день, ребята ворвались ко мне домой и не оставили выбора. Конечно же, как и абсолютное большинство рассказовских ребятишек, я умел на лыжах прокатиться, с горки съехать, «Семивёрстку» покорял, но всерьёз гоняться не доводилось. Да и лыжи у меня были отнюдь не беговые, а обычные короткие деревяшки к валенкам. В такой экипировке я и отправился на трёхкилометровый этап. Меня запустили первым, чтобы потом попытаться исправить неминуемо отчаянное положение. Со старта я отважно рванул «из всех сухожилий», но «профессиональные» конкуренты убежали от меня, как от стоячего, и осталась одна задача — дойти до финиша. Дошёл! Правильнее сказать, дополз, и после ещё минут десять откашливался какими-то чёрными нитками — так мне показалось. А друзья мои тогда самую малость не смогли наверстать — слишком уж великую фору я выдал соперникам. Так что и выручил, и напортачил.
Физкультура была любимым предметом. Побегать, попрыгать на свежем воздухе, да хоть бы и в помещении — это нравилось практически всем. Конечно, в нашем миниатюрном спортзале особо было не разбегаться, но как-то получалось играть даже в классический волейбол через сетку. Правда, мячик то и дело бился в потолок, зато в тесноте быстрее появлялось чувство локтя в прямом и переносном смыслах. Находились и другие плюсы, например, баскетбольное кольцо было доступнее, так как висело ниже стандарта, а стена, по сути, обозначавшая лицевую линию, помогала вовремя притормозить.
В девятом классе внезапно подросшие мальчики и неожиданно интересно оформившиеся девочки заниматься физкультурой стали раздельно. «Мужской» физрук Валентин Петрович Филюшкин придумал для нас — по его выражению, будущих женихов — специальное упражнение: мы делились на пары и поочерёдно носили друг друга на руках. Не знаю, как сама тренировка, но представление, насколько нелегка этакая ноша, в дальнейшем точно пригодилось каждому.
Регулярно в школе проводились и шахматные соревнования, в которых мы выступали весьма успешно. Основными игроками были Миша Преображенский (он впоследствии за годы работы в Доме пионеров, а по упразднении последних в Доме творчества приобщил к шахматному искусству уйму рассказовских ребятишек) и Сева Кононов; я тоже привлекался. В отличие от физры, в команду шахматистов обязательно должна была входить и девочка, а наши представительницы прекрасного пола эту игру почему-то не жаловали. Спасала положение всегда готовая на подвиг ради общего дела Галинка Лазуткина. Она бесстрашно вступала в бой с любой соперницей, разбираясь в дебютах, конях, ферзях и пешках примерно так же уверенно, как легендарный Остап Бендер, когда он провозглашал межгалактический турнир в Нью-Васюках...

1970 г. Восьмилетка позади. Слева направо в первом ряду сидят: Вера Мартынова, Катя Соломатина, Галя Новгородова, Коля Колесников, Зоя Жукова, Нина Свищ; во втором ряду сидят: Лидия Александровна Пустовалова, Зинаида Григорьевна Березина, Валентина Михайловна Преображенская, Андрей Иванович Шарапов, Лидия Александровна Лейзина, Зоя Викторовна Орлова, Елизавета Степановна Ерова; в третьем ряду стоят: Витя Свиридов, Таня Макеева, Серёжа Офицеров, Таня Миронова, Галя Лазуткина, Юра Колеров, Таня Мартынова, Таня Ивановская, Сева Кононов; в четвёртом ряду стоят: Серёжа Желтов, Оля Ульянова, Саша Смирнов, Вова Дунаев, Галя Руди, Толя Хомутков, Саша Давыдов, Лиля Мурзина, Слава Козловцев.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ...