• Архив

    «   Ноябрь 2024   »
    Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
            1 2 3
    4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23 24
    25 26 27 28 29 30  

НЕТЕРПЕЛИВАЯ ХУДОЖНИЦА

В День Единства аккурат на Казанскую Зима-искусница объявилась снегом на голову и, надо полагать, в качестве праздничного подарка от души прошлась своей волшебной белой краской по вполне ещё осеннему московскому пейзажу.




Фото:

ЕЩЁ ВЕК ЖИВИ, РОДНАЯ!

Вчера, 24-го октября, моя дорогая и любимая тётушка Зинаида Борисовна Широкова (Попова) справила юбилей. Ей исполнилось 100 лет.
Принимая по телефону поздравления, тётя Зина сообщила, что ожидает официальных гостей ‒ представителей местной власти и поэтому очень волнуется. Хотя, казалось бы, что уж ей так волноваться? По профессии она детский врач, а потому большинство односельчан, (наверняка, и кто-то из нынешних начальников, да и их родителей тоже) её бывшие сильно повзрослевшие подопечные.
Живёт Зинаида Борисовна в станице Сергиевской, что в Волгоградской области, в деревянном домике почти на самом берегу очень резвой речки Медведицы, без устали несущей свои воды к Тихому Дону. А родилась тётушка в семье православного приходского священника в то самое тяжкое для служителей культа революционное богоборческое время, которое и для многих служителей, и для их родных оказалось не только страшным, но и смертельным. Зинаида Борисовна тоже, конечно, хлебнула лиха, но ничего, справилась. Выжила, выросла вполне советской, выучилась, полюбила, нарожала детей и отработала на славу... Она стала прекрасным медиком, правда, мечтала быть литератором. Но учиться на писателя дочке «врага народа» тогда не разрешили. На врача ‒ можно, на писателя ‒ нет!
Мы с сестрой долго упрашивали тётю повспоминать семейное прошлое, и когда наконец некоторое время назад она подарила нам несколько исписанных листочков, стало абсолютно ясно, что, провернись в истории то жёсткое красное колесо чуточку иначе, Зинаида Борисовна обязательно бы прославилась на литературном поприще.
Я тогда сразу опубликовал её рассказ, сегодня же повторяю отрывок, где тётушка описывает, наверное, самые памятные впечатления детства в 20-х и 30-х гг. прошлого века; в них ещё живы и папа Борис Иванович, и матушка Лидия Митрофановна и братик Юра, и любимые сестрёнки Нина (моя будущая мама), и Зоя. Кажется, получилась настоящая поэма в прозе, правда, очень горестная, но и не безнадежная. Тем более, что продолжение тётушкиной жизни, думается, можно считать вполне благополучным.

«ДЕТСКИЕ КАРТИНКИ
Мы в каком-то селе Воронежской области. Низенькая, маленькая хибарка. Единственное очень пыльное оконце чуть ли не у пола. Запрет на общение с людьми. Грубый, хриплый, очень громкий окрик за окном: "Прекратите разговор, потушите лампу!". По рассказам мамы, несмотря на изоляцию, соседские женщины ухитрялись под покровом ночи положить под окно что-то съестное и оставить дрова на крыльце...

В комнате стоит светловолосый мальчик лет десяти. Мама быстро-быстро обвивает его туловище куском холста (чтобы сберечь у людей), он надевает рубашку, подпоясывается и уходит. Мальчик, принёс большую глиняную чашку, наполненную душистым подсолнечным маслом, в котором плавают пышки. Мамины восторги...

Зима. В оконце с трудом пробивается солнечный свет. Вдруг с грохотом открывается дверь, и заходят несколько товарищей. Не говоря ни слова, стаскивают с постели покрывало, расстилают на полу и скидывают в него всё, что есть в хибарке (этого всего было так мало, что хватило одного узла). После их ухода в сторонке обнаруживается сумочка с мукой, оставленная кем-то из команды. (Мне 4 года)...

Слепящее весеннее солнце. Грязь. Небольшая тележка с лошадкой, мама с папой складывают пожитки. За тележкой стоят женщины и плачут. Папа их утешает. Лошадка трогается, идём по грязи за нею, я несу лампу. Переезжаем...

Лютая зима. Мы, дети, на санях накрыты рядном. Все едем к бабушке (маминой маме) в Павловск, так как гонят отовсюду. Вот-вот должна родиться Зоя. Бабушка принимает только меня и Нину (от священника шарахались, как от зачумлённого). Родители уезжают на той же подводе. (Зоя родилась в избе у добрых людей, в какой-то деревне, не помню её названия, и Зоя не знает)...

Я, папа и тётя Маруся (любимая мамина сестра, учительница) едем в поезде. Тётя находится в другом купе (не решилась сесть вместе со священником). Я хочу туда сходить, но папа строго запрещает. Купе ‒ это отсек в тёмном, грязноватом, холодном, неуютном общем вагоне. Разговоры справа-слева. А мы с папой одни...

Мы на Кубани. Живём в сторожке, рядом с красивейшим, недавно построенным, высочайшим храмом Казанской Божьей Матери. Мебель у нас из Павловска (приданое мамы) ‒ комод, большой письменный стол, никелированная кровать, два хороших стула...

Папа служит в церкви. Народу мало. У папы красивый голос, проповеди его чудесны и трогают душу. Мама говорит: "Больше всего люблю мужа, когда он служит". Мне очень нравится наша церковь (взорвали при Хрущёве), тысячу раз обхожу её, взбираюсь по бесконечной железной винтовой лестнице на колокольню, откуда люди видятся очень маленькими. Папа разрешает мне позвонить...

Лето. Стук в дверь. Входят незнакомые, но вежливые люди. Обращаются к папе уважительно по отчеству. Предъявляют бумажку, проводят конфискацию. Мы остаёмся в голых стенах. Нет ни комода, ни письменного стола, ни никелированной кровати, ни стульев. А папа с мамой даже вроде бы и не огорчены, они улыбаются, обсуждая, как Юра протягивал дяде свои штанишки, а добрый дядя не взял их...

Ростов-на-Дону. Мы с Ниной в комнате матери и ребёнка на вокзале. (Мне 7 лет, Нине 5). Высокая, полная дама очень громко объясняет своим детям: "Это дочки попа, играть с ними нельзя!". И повторяет фразу снова. Кто-то, вроде, ей возражает.
Гладят бельё. Я впервые вижу электрический утюг, мне даже разрешают немного погладить...

Осенний, прохладный, солнечный день. Вернее, утро. На колокольне что-то делают люди. Я стою около нашей сторожки среди женщин, которые плачут. Сверху кричат, чтобы расходились (еле слышно, так высоко), никто не уходит. Какая-то женщина произносит фразу: "Какие он реи вставлял!". Какие такие реи, я не знаю. Слышу грохот упавшего колокола, кусочек от него откалывается. Маленькие колокола падают целыми...

Мы с Ниной в школе. Одноклассники лопают принесённые завтраки. Мы глотаем слюнки...

Голод почти всегда с нами. Особенно после того, как закрыли церковь. Папа уехал ‒ ищет новое место. Мы побираемся. Идём втроём ‒ я, Нина и Юра. Вперёд посылаем брата, сами стесняемся. Подают мало. Голод, голод. 1933 год...

Тамбовская область. Мы переехали из Берёзовки (церковь закрыли и там), в Абакумовку, что в пяти километрах. Папа венчает наших соседей ‒ это его последняя служба.
(Мне 13, Нине 11, Юре 9, Зое 7. Маме 39 лет)...

Глухая, тёмная, ветреная, холодная ноябрьская ночь. Часа четыре. Стук в дверь. Входят суровые молодые вооруженные люди. Объявляют об аресте папы, начинают обыск, хотя обыскивать нечего. У нас две железные кровати, матрасы соломенные на досках. Сундучок с бельём-старьём, стол грубо обструганный, лавки такие же. Ещё угол перед иконами. На нём лежит большой серебряный крест на длинной, крупной цепи. (Крест, разумеется, забрали, как и мамины гимназические альбомы с фотографиями и стихами, выведенными очень красивым почерком, помню одно название "Мост вздохов". Забрали и Нинину фотографию: сестра сидит на пне дерева в белом платье, роскошные кудрявые волосы ‒ просто глаз не отвести!).
Люди ищут оружие. Переворачивают кровати, трясут тряпьё, шарят по углам в сенцах, светят фонарями.
Последние папины слова маме: "Береги детей". Папу уводят. Зловещий рассвет. Восток ярко красный, разодранный чёрными, линейными тучами. Ветер. В ту ночь в нашем маленьком селе обезвредили навсегда 17 "врагов народа"».

- Зинаида Борисовна в 1952 году.

- Родители Борис Иванович и Лидия Митрофановна в 1925-ом
Фото:

И СМЕХ И ГРЕХ


Фото с прогулки.
Фото:

ЭТО БЫЛО ЧТО-ТО!

Утром жена сообщила, что видела классный сон. Проснулась, говорит, среди ночи ошарашенная необычным, прямо-таки сказочным сновидением, подумала ещё, что надо постараться ничего не забыть, чтобы потом рассказывать и удивлять. Очень хотелось досмотреть. Снова уснула, но сон не вернулся. Жалко! Это было что-то невероятное!
‒ Ну, не тяни, рассказывай уже!
‒ Да я всё уже рассказала. Всё, что запомнила...
Фото:

ДЕМИСЕЗОН

Дождя нет, а парковые дорожки в осенне-жёлтых берегах местами на мокром месте - это над ними льют слёзы плакучие ивы.
Фото:

ЗАКАДЫЧНЫЙ КРУГЛОДАТЫЙ

Сегодня мой закадычный товарищ с детства Владимир Иосифович Астафьев отмечает круглую дату ‒ 70 лет со дня рождения. В шестидесятых годах прошлого века мы учились в одном классе одной школы. Дворы наших домов в городе Рассказово Тамбовской области соприкасались задами. Позже много лет оба проживали в Москве, правда, всё-таки в разных семьях. Сначала мы с ним работали в одной и той же столичной строительной организации, потом ‒ в одной и той же издательско-киношной конторе. В конце концов он в отличие от меня вернулся в родной город, с чем я его искренне тогда поздравил.
А теперь так же искренне поздравляю с заслуженным ЮБИЛЕЕМ!
Будь здоров, ДРУЖИЩЕ!

Вовка, он же «Вольдемар», и он же «Гога»,
Дорогих гостей встречает у порога:
‒ Заходите, други-пацаны-братишки!
Время выпить чаю, поиграть в картишки.
Я за «красеньким» сгоняю, как когда-то,
«Не губите молодость» споём, ребята.
Хорошо, что принесли с собой гитару,
Подыграйте музыканту-юбиляру.
Знать, по жизни мы азартно пили-пели,
Если годы гады мигом пролетели...
Но не надо грусти! И зимой, и летом
Я держу свой хвост брутальным пистолетом!
Кабы не причёска (коей нет в помине),
Кто бы дал мне семьдесят годов отныне?!

Рассказово, 8-я школа, 8 класс. Гена Кочетов, Саша Смирнов, Вова Астафьев, Сева Кононов, Серёжа Желтов.

Москва. Фотомастер Владимир Иосифович на своём рабочем месте.
Фото:

ПОЭТИЧЕСКИЕ ПОТУГИ В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, КОТОРЫЙ У МЕНЯ ВСЕГДА СЛЕДУЕТ ЗА ДНЁМ СОВЕТСКОЙ ПИОНЕРИИ

Это с виду я старпер,
но в душе-то пионер.
Я без палки до сортира
добираюсь, например.
ИЛИ
Это с виду я старпер,
но в душе-то пионер.
Вот возьму и стану добрым,
честным, скромным, благородным...
и пушистым, например.
Я ведь тот ещё Желтов,
помечтать всегда готов!
Фото:

В СКВЕРАХ РОЖДАЮТСЯ ИСТИНЫ

Жизнь резко завернула в будни. Сегодня шёл через скверик. Там по утрам, особенно после праздников, местные мужчины любят гоношиться, потому что красиво, уютно и магазины рядом. Я иду, а двое работяг таких типичных сидят на скамеечке, с виду уже не сильно озабоченные, покуривают, увлечённо беседуют, жестикулируют, похоже, о чём-то спорят. Край моего уха зацепился лишь за обрывок их дискуссии, но стало понятно, что тема интеллигентная, медицинская и, я бы даже сказал, философско-просветительская. Вот теперь целый день гадаю, какую такую конкретную истину могли «рожать» приятели, если до меня донеслось буквально следующее: «...ведь говорят же, ведь учёные же доказывают, что микробов в жопе меньше, чем на зубах во рту...».
До чего всё-таки пытливые и интересные люди мужики похмельные!
Фото:

НАВЕЧНО МОЛОДЫЕ БРАТАНЫ


Николай Николаевич и Илья Николаевич Желтовы

Я не застал на этом свете ни прадедушку, ни дедушку, поэтому, наверное, для меня их дом у старого железнодорожного переезда на Комсомольской улице всегда был и остаётся бабушкиным.
Перед Великой Отечественной войной в нём жила большая семья: дед Николай Петрович (1890—1946), бабушка Мария Ильинична (1898—1973) в девичестве Орлова и их дети Раиса, Илья, Николай, Пётр и Виктор — мой будущий папа. Много лет спустя, проживая в Подмосковье далеко от Рассказово, он написал: «...Родина — это старый отцовский дом, на старой Кожевне, где в палисаднике из старых жердей, когда-то росла разлапистая старая яблоня-дикарка. Яблоки она родила малюсенькие, чуть больше вишни, и такие кислые, что, раскусив, надо было опасаться, как бы глаз не выскочил, но зато такие духовитые, что от одного во всем доме яблочный запах днями не выветривался. Я кое-где за свою жизнь побывал, пожил, но везде чувствовал себя в гостях, как-то непрочно, и сейчас, как говорят, на склоне лет, хоть и мечтаю поселиться где-нибудь у воды и у леса, думаю, что, осуществись моя мечта, все равно и там я буду чувствовать себя гостем...».

Дом Желтовых на Комсомольской-Кожевне

Дед был замечательным шорником. Изготовленные им сбруи высоко оценивались лошадниками в округе. В Первую Мировую воевал артиллеристом. Его боевые награды (по словам дяди Пети, из золота и серебра), сданные в Торгсин, помогли семье пережить страшный голод 1933 года.
Незабвенная бабушка моя всю жизнь трудилась, не покладая рук. Детки, домашнее хозяйство, любимый лес, в котором она тоже не отдыхала, заготавливая на всю зиму грибы и ягоды. Её «эксклюзивные» солёные подгрузки и варины (чёрные грузди) славились среди ценителей лесных деликатесов. У переезда в двух шагах от дома стояла железнодорожная будка. Там бабушка служила, пропуская дрезины со Спиртзавода на Подъездной и обратно, если я ничего не путаю.
Дочка Раиса Николаевна (1918—2000), повзрослев, стала учительницей, вышла замуж за коллегу — Тихона Павловича Чикина, сменила фамилию и первой упорхнула из родительского гнезда. Естественное дело. А потом покинули отчий дом старшие сыновья. Навсегда! И не по своей на то доброй воле...

Илья был призван первым. Во время Финской войны ему на линии Маннергейма досталось несколько суток ползать в снегу на морозе. Смертельно простудился, болел. Умер дома в городе Рассказово Тамбовской области в 1942-м, дожив лишь до 23 лет.
Николай в начале Великой Отечественной служил на Дальнем Востоке, и случился у него там заворот кишок. Вполне возможно, что таким образом «аукнулось» угощение столярным клеем в страшно голодном 33-м. Дядьку комиссовали и отправили домой. Через некоторое время он снова оказался в армии. Обслуживал технику на аэродроме в соседнем городе Кирсанове. Повторно комиссовали. А потом призвали в третий раз. Уже в действующую армию. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда. Потом Белоруссия, Польша. Сохранились три письма с фронта. Вот несколько строчек из последнего:
«Здравствуйте многоуважаемые родители Мама, Папа, братья: Виктор, Петр, сестра Рая, зять Тихон Павлович и их дочка Алечка... Погода здесь в бывшей Польше стоит хорошая: то идет дождь, а после тепло. Мы прошли около 800 км и везде урожай хороший... Но ничего кончится буйное время и тогда вернусь домой и заживем счастливой жизнью... Мама тебя я прошу береги свое здоровье. Ведь мама ты должна за нами еще пожить, а то ведь отдыха ты еще не видала... Обо мне не беспокойся. Меня, ты знаешь, не возьмет ни снаряд ни пуля... Целую, целую, целую...».
Письмо шло быстро — около двух недель. 4 сентября 1944 года его получили дома. Именно в тот день дядя Коля погиб в бою под Белостоком. Ему было 22 года.
Дорогие мои навечно молодые дядьки! Помнят вас земляки! Недавно красивый памятник поставили в центре города напротив Церкви. Нашёл я вас там на поминальных плитах среди 67 однофамильцев-родственников Желтовых.
Помню, как бабушка до самой смерти в любом разговоре не обходилась без присказки: «Лишь бы не было войны!». Повезло, конечно, что её младшие — Виктор Николаевич (1927—1983) и Пётр Николаевич (1930—2010) — повоевать не успели по возрасту, не то, глядишь, и меня бы не было.
Фото:

С ПРАЗДНИКОМ, СТРАНА ОГРОМНАЯ!

Фото:

ВЕСНА В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ


Вот уж кто вешнею природой вдоволь налюбуется так это мои соседи из тех квартир с первых четырёх этажей, которые вдруг полностью занавесились буйным цветом плодовых деревьев (похоже, сливой и её родственницей черёмухой). Можно сказать, что счастливые жильцы теперь только весну и видят. Белую-белую! А запах!..
Фото:

ЛУЧШЕ ПУШКИНА НЕ СКАЖЕШЬ

Что, брат Желтов, а сможешь ты как Пушкин
Глаголами всех женщин покорить?
Хотя б одну короткую частушку
В их честь Восьмого марта сотворить?
И я старался, сочинял прилежно...
Сложилось! Гений! Руку жгло стило:
«Я ВАС ЛЮБЛЮ ТАК ИСКРЕННО, ТАК НЕЖНО,
И ДАЙ ВАМ БОГ ВСЕГО!»... Жаль, дальше не пошло.

С ПРАЗДНИКОМ, ЛЮБИМЫЕ ЖЕНЩИНЫ ВСЕХ ВОЗРАСТОВ, СТЕПЕНЕЙ И НАРЕЧИЙ!
БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ, БОГИНИ!
Фото:

НА МАРТОВСКОМ ПРИГРЕВЕ

Ура! Перезимовали! Все и вся радостно потянулись к весеннему солнышку: и ягодки шиповника супер-ремонтантные, и грибочки берёзовые, и человейники городские, и подснежники синенькие, а которые и с шашечками.




Фото:
Страницы: 1 2 3 4 5 ... 26 >